§ 2. Особенности правовой и политической культуры дореволюционной России

По свидетельству Э.В. Соколова, в России слово «культура» впервые отражено в «Карманном словаре иностранных слов» Н. Кириллова в 1846 г.[370] Однако уже в 1869 г. в журнальном варианте выходит в свет труд Н.Я. Данилевского, который до сих пор по-настоящему не оценен отечественной наукой и по существу малоизвестен даже в среде нашей интеллигенции, хотя он внес заметный вклад в мировую культурологию, историю и социологию. Его концепция культурно-исторических типов и свойственной каждому такому типу цивилизации оказались востребованы на Западе, но не в собственной стране. Например, лидеры «перестройки», разрабатывавшие идею общечеловеческих ценностей, по-видимому, не читали или не придали значения рассуждениям Данилевского и его рецензента К.Н. Бестужева-Рюмина о попытках Европы (Западной) убедить другие народы «пожертвовать своим народным во имя общечеловеческого, за которое выдает эта (западная. — В.С.) культура», отожествить западноевропейскую цивилизацию с «общечеловеческой цивилизацией»[371]. Не соглашаясь с рядом оценок и выводов Данилевского, следует признать, что именно ему принадлежит заслуга перевода споров западников и славянофилов в культуролого-социологическую плоскость.

Нет необходимости воспроизводить в данной лекции ни эти споры, ни продолжающуюся множество десятилетий у нас в стране и за рубежом полемику о том, принадлежит ли Россия к европейской или восточной (азиатской) культуре или составляет оригинальную евразийскую культуру, какое влияние на эту культуру оказали: принятие восточной, византийской ветви христианства; татаро-монгольское завоевание и последовавшая за этим длительная изоляция России от Западной Европы; гигантские пространства страны и ее полиэтничность и поликонфессионализм; особенности православного вероисповедания и характер взаимоотношений церкви и государства; тип личности отдельных царей и их реформы и т. д. Для темы этой лекции достаточно констатировать, что в России сформировалась не западная либерально-демократическая политическая культура (хотя ее отдельные черты, свойственные ей ориентации, ценности появляются уже в XVIII в.), а такая, которую можно назвать авторитарно-подданической или, пользуясь выражением А. Оболонского, системоцентристской[372].

На особенности российской правовой культуры наряду с названной спецификой истории, населения, географии, политической культуры оказал непосредственное влияние существовавший вплоть до реформ Петра I, по выражению М. Раева, «практически полный симбиоз Церкви и государства», который в Западной Европе был разрушен протестантской Реформацией XVI в. В сфере права это выражалось в том, что, несмотря на политическое подчинение Церкви государству, «важные законодательные акты и обращения к народу составлялись от имени царя (после совещания с боярами) и Патриарха (с согласия церковного собора)…церковные акты частного права… и государственного права… обладают тем же статусом, что и царские. Они объявляются и распространяются таким же образом, как и документы мирской власти, и включаются в своды законов и законодательных актов наравне с указами царя и Боярской Думы»[373]. Это поразительно напоминает, добавим от себя, совместные постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР, а то и с включением Верховного Совета СССР. Существенное отличие состоит в том, что «светские» законы и иные нормативные акты непосредственно разрабатывались в партийном аппарате или проходили в нем тщательную оценку и не могли приниматься без предварительного одобрения соответствующего партийного комитета.

Однако и петровские реформы в сфере права не намного приблизили Россию к Западу, ибо они привели не просто к секуляризации права, а к государственной секуляризации. Петром были заложены основы полицейско-бюрократического государства, которое небезуспешно попытались лишить церковь, а заодно и общество, любых независимых прав. Начиная с этого времени государство берет на себя почти безраздельную заботу о религиозном и духовном благе народа, стремится построить и регулировать жизнь общества и каждого его члена ради «общей пользы». Именно при Петре I была введена государственная система доносительства и сыска со специальным ведомством, созданным исключительно для борьбы с политическими противниками[374]. Даже появившиеся в России во второй половине XIX в. доктрины правового государства и господства права использовалась бюрократией не для создания автономной правовой системы или конституционной формы правления, а для почти неограниченного властвования посредством государственных институтов, хорошо отрегулированных законом.

Крушение надежд либеральных кругов России на мирное реформирование государственно-правовой системы империи, особенно после революции 1905 г., привели к разочарованию как в самих этих доктринах, так и в способности общества воплотить их в жизнь, вызвали кризис правового сознания. По мнению П.И. Новгородцева, этот кризис происходит и в странах Европы и США и вызван крушением идеалов XVIII в. В работе с красноречивым названием он говорил об «общем убеждении», «общем настроении эпохи», оценивающих правовое государство и право как не соответствующие идеалам нравственной жизни и требований, о «недостаточности правовой культуры с точки зрения повышенных требований нравственного сознания» и делал следующий вывод: «Правовое государство в том виде, как оно возвещено было французской революцией, перестает быть предметом безусловного поклонения, как созидательное начало общественной жизни, лишается того ореола всеисцеляющего средства, которое оно имело в глазах поколений, воспитанных на преданиях французской революции… Потерпели крушение те простые и гармонические схемы, в которых пламенное воображение хотело видеть разрешение общественных противоречий»[375].

В 1905 г. вышел в свет небольшой сборник статей, ставший действительно вехой в истории отечественной общественно-политической и правовой мысли. Он содержит один из самых блестящих анализов правовой и политико-правовой культуры интеллигенции, да и всего русского общества. «Русская интеллигенция состоит из людей, — с горечью отмечал Б.А. Кистяковский, — которые ни индивидуально, ни социально не дисциплинированы. И это находится в связи с тем, что русская интеллигенция никогда, не уважала права, никогда не видела в нем ценности; из всех культурных ценностей право находилось у нее в наибольшем загоне. При таких условиях у нашей интеллигенции не могло создаться и прочного правосознания, напротив, последнее стоит на крайне низком уровне…в той совокупности идей, из которых слагается мировоззрение нашей интеллигенции, идея права не играет никакой роли». Пренебрежительное отношение к праву, правовым учреждениям, к «демократизму», доказывал Кистяковский, свойственно почти всем слоям русской интеллигенции, включая народников и социал-демократов (социалистов). «Михайловский и его поколение, — замечал он, — отказывались от политической свободы и конституционного государства ввиду возможности непосредственного перехода России к социалистическому строю.

…Как Кавелин возражал против конституционного проекта потому, что в его время народное правительство в России оказалось бы дворянским, так Михайловский отвергал конституционное государство как буржуазное». Проанализировав речь Г.В. Плеханова на втором съезде РСДРП в 1903 г., Кистяковский заключал: «Провозглашенная в этой речи идея господства силы и захватнической власти вместо господства принципов права прямо чудовищна». Кистяковский обратил также внимание на бюрократический характер сознания интеллигенции и на авторитаризм ее партийных организаций, в том числе ленинских большевиков. Он называл и основные причины такого печального состояния российской политико-правовой культуры: отсутствие какого бы то ни было правового порядка в повседневной жизни русского народа, его бесправие, произвол властей, отсутствие понимания значения суда и уважения к нему и др. Однако главной причиной Кистяковский считал непонимание обществом того, что «самое существенное содержание права составляет свобода», пренебрежение к правам личности, неготовность интеллигенции «участвовать в правовой реорганизации государства, претворении государственной власти из власти силы во власть права». В заключение статьи Кистяковский выражал надежду на признание интеллигенцией ценности «прочного и ненарушимого правопорядка»[376].