200. Е. Макарова – И. Лиснянской Февраль 1997

Мамик, привет! Хорошо, что объявился Давид[335], и я могу послать тебе письмецо и деньги на книгу. Честно говоря, столько всего – работы – работы – работы, что я даже не знаю, как описать. С появлением имейла приходится еще больше напрягаться – отвечать на вопросы из Лос-Анджелеса, да чего там.

Начала про Фридл с предисловия. Пришла мне в голову структура, теперь собираю все по главам – какой материал к чему и почему. Идея вещи проста – Фридл пыталась все на свете понять, для этого и были три года изгнания, – в это время написаны лучшие картины и самые важные письма, где она анализирует то, о чем думала, потом попадает в Терезин, работает на износ, об этом времени есть только свидетельства очевидцев, работы детей и самой Фридл да сбивчивый конспект лекции о детском рисунке. Она погибла в октябре 44 года, полгода осталось до конца войны, так и не поняв, что же она смогла сделать с детьми в концлагере. Этот огромный опыт Фридл собиралась расшифровать после войны, поэтому все так тщательно подписывала, и даже отметки ставила, для себя, – ясно, что надеялась за это сесть дома, в спокойной обстановке…

‹…› Получится? Не получится? Трудно, будучи настолько внутри истории, оценить. Чтобы сделать это – нужна тишина, сосредоточение. Ты знаешь мою жизнь. В ней есть все, кроме этого.

Скоро мне переведут деньги на другой проект – «Лагерная культура в XX веке», пока хочу закончить исследование обо всех лекциях (закончить?!) в Терезине, проанализировать темы, выявить структуру коллективного сознания людей в состоянии транзита – то есть о чем люди думают перед смертью? Терезин – это экстремальное состояние, сгущенка, но так можно понять многое про смысл жизни. Состояние несвободы (внутренней и внешней) – это и есть концлагерь, но это, мамик, длинная история.

Мы начали работать с Вики и Жан Клодом[336] над спектаклем.

Наш фильм в Германии хотят показывать в 10 городах, так что мы готовим спектакль – 45 минут, музыкальный, и тогда вместе это собрать с фильмом. М.б., и на это мы получим деньги от Иерусалимского фонда.

12-го я еду в Прагу – оплачивает дорогу Академия наук, там мне дают гостиницу на две недели, потом приедет Регина, и мы будем продолжать работу над рисунками.

‹…› Все уговаривают меня оставить Музей на год. Это разумно. Но если я не изменю порядок жизни – не стану заниматься собой, не отключусь ото всех, то музей – это не такая уж и помеха, по сравнению с общей моей безалаберностью.

‹…› Ох, мамик, мамик! Ты, давай, за стихи! Целую моих молодоженов.