253. И. Лиснянская – Е. Макаровой 18, 22, 28, 30–31 декабря 1999

18 декабря 1999

Доченька моя! Вчера мы переехали[412]. Все было бы прекрасно, если б не решетки на окнах. Я сегодня днем читала твое попурри из моих писем «За границей окна». Признаюсь, что только сейчас поняла, какую титаническую работу ты проделала, выловив из тысяч страниц моих писем нечто существенное. Когда я всмотрелась во внешний мир через решетку, мне стало сильно не по себе. Тут-то я вспомнила о твоей работе, которую, понятно, завезла сюда[413]. Я тебе в письме писала, что главное наслаждение моей жизни – окно. И никто не хочет понять, что мне необходимо хотя бы в моей комнате снять решетки. Оказывается, если снимешь хоть в одной комнате, весь дом беззащитен от возможных воров или бандитов. Но вот Иванова живет тоже рядом с лесом, а на окна решеток не ставила. Это наследство от Галлая, чудного, честного человека. Все здравомыслящие, а их большинство, – за решетки. Одна я против. Ты же знаешь, какое значение в жизни моей – окно, тем более на березы и ели! Зима выдалась на редкость скользкая, не дорога, а лебединое озеро. Именно за городом. Никто такой скользкоты не может припомнить. Семен выходил дважды постоять на крыльце – и то хорошо. Я простужена и не вылажу. 3 недели ежедневно я ездила по лебединому озеру из города и обратно. Отдыхаю и обдумываю, как освободиться от решеток. У Семена вышел сигнал полной книги его стихотворений и поэм «Семь десятилетий». Эта новость нас застала здесь вчера, завтра Машер привезет сигнал, книга уже у нее. Семен очень оживился. И я из-за решеток не слишком приуныла, что-нибудь да и придумаю, чтобы смотреть в свободное окно. ‹…›

22 декабря 1999

Доченька! Не дача, а полный сюр, андеграунд, авангард и постмодерн. Три дня тупо боялась приблизиться к компьютеру, натренировавшись борьбой с колонкой. Душа не примешь, нет напора воды. Но ведь обливались когда-то из шаек в бане! А тут можно в собственной ванне лить на себя воду, набирая ее ковшом из ведра. Привадилась к решетке приходить рыжая зеленоглазая кошка, мяучит, а в дом не пустишь, Семен кошек терпеть не может. А на самом деле совершенно непонятно, кто из нас на свободе, я или рыжая. Пожалуй, она. Просовываю ей меж железными переплетеньями колбасу, ест жадно и дышит свежим воздухом. Где, интересно знать, она ночует, очень похожа на домашнюю. А у нас в доме сейчас 30 градусов жары, только завтра придет тетка, подрядившаяся следить за котлом АГВ. Она вчера так постаралась, что сегодня у меня и безо всякого душа полная баня, вот и уселась я, размягченная жарищей, под форточку за компьютер. Хорошо, что кошка сидит за окном перед кухней, а не рядом и не вызывает во мне смешанного чувства – жалости и зависти. Да, твой мамик не герой Маяковского, который «попашет землю, попишет стихи». Дудки! Я могу заниматься одним делом, а так как не люблю попашивать, то и вовсе ничего не делаю. Только по часам Семена кормлю. Дважды выходила с ним на улицу. Красота вполне описуемая: березы, снег, безлюдье. Снова оттепель – и завтра будет скользко. Сейчас 12 ночи. Дни проходят в полумистическом ужасе перед дачной жизнью, аврал переезда остался за спиной, а эта монотонная повседневность без единой живой мысли в голове цепенит меня. Сейчас попробую все-таки уснуть, хотя есть большой соблазн пойти в ванную и обливаться. Но боюсь зажечь газовую колонку. ‹…›

Начинаю привыкать к решетке, и уже не так страшно мне. Если бы еще что-нибудь написалось, я совершенно вошла бы в колею. ‹…› В 11 дня выходили на улицу – прелесть одна! Снова подморозило, солнце, в доме прекратилась баня, – поубавили градусы в котле, и в комнате сейчас 23 тепла, – отлично. Рыжую кошку накормила колбасой, теперь пойду греть обед Семену. ‹…›

28 декабря 1999

Солнышко мое! ‹…› Что и говорить, 1999 год оказался для меня счастливым и очень не хочется завершать его тоской. День сумрачен, особенно сквозь решетку. Но я решила: как только кончатся новогодние каникулы, я закажу решетку-гармошку. В конце концов, свободное окно – это моя жизнь и нечего на ней экономить. ‹…›

30 декабря 1999

Доброе утро, моя доченька! Вот еще два денечка – и мы перейдем в иное тысячелетие. Неужели ураган, прошедший над Европой, – то, что предрекал Нострадамус? Однако ведь не конец света! Раз я начинаю думать о бедной Франции и обо всем человечестве, значит, мне полегчало. Главное – смириться с обстоятельствами, это не так просто, но можно и необходимо. Хорошо бы засесть за компьютер и писать дальше, сменив быстрый ритм на медленный. Пусть части вещи будут в разных ритмах, это ничего. Это можно объяснить сидячим состоянием. Но надо завершить первую часть, где я качу по Швейцарии и вспоминаю. Но никак не хочется перечитать написанное, чтобы его завершить, внести кое-какие сокращения, исправления, уточнения. Но видишь, мои мозги начинают медленно шевелиться в сторону работы – хороший признак. Поэтому я сегодня, когда приедет Машка, смогу тебе это письмо послать, вернее, письма с нового места жительства. Но все-таки ты мне позванивай чаще, чем обычно. Пожалуйста! Мне необходим твой голос, моя ласточка, так необходим! Мне кажется, только твой голос может мне сейчас помочь. ‹…›

За решетчатой границей окна густо выпал снег. ‹…› Приехала Машер, привезла твою статью-воспоминанье – очень хорошо! Емко, все по делу, хорошие цитаты из его стихов, а деньги, увы, так и не доехали до бедного Айзенштадта, мне их вернули. ‹…›

31 декабря 1999

Последний день столетия, и в этот последний день Ельцин с достоинством и покаянием подал в отставку. Я даже растрогалась перед телевизором – все же незаурядная личность и политик. Сегодня мы с Семеном будем сидеть вдвоем, а я еще мысленно с тобой и детьми. ‹…› Я часто вспоминаю тот Новый год, который я встречала на Усиевича с двумя соседками, Максом Бременером и физиком. И вдруг неожиданно приехала ты с Сережей и с рижской Наташей[414]. Ну и плясали! А меня потряс Сережа, сказавший целую речь брежневским голосом и в брежневском стиле. А потом комплексовал физик, называвший себя «опрокинутым», это он, пьяный, вежливо пятясь, уступал даме дорогу и свалился навзничь. Это мы встречали, кажется, 1979. Да, да, поскольку вскоре разразился метропольский скандал, – 79. Я его встретила очень весело – с тобой! И весь год был очень веселым. ‹…›