145. И. Лиснянская – Е. Макаровой 30 октября 1994

30.10.1994

Деточка моя, солнышко мое! Я потеряла целое письмо, где описывала свои звонки насчет тебя, т. е. твоих дел, и тот бурный ад, в котором я пребывала с 29 сентября по 24 октября. Повторяться не буду. Коротко: я жила на кухне между Галей и Семеном. ‹…› Я была администратором, слушателем, секретарем сразу двоих, врачом, девочкой на посылках за коньяком и вином и еще бог знает кем. ‹…›

‹…› Вечер в годовщину лицея стал неким событием. Мне звонят читатели, ищут, где достать книгу, звонили из «Эха Москвы», с телевидения и т. д. Я, конечно, отказалась от выступлений. Посыпались письма со стихами, посвященными мне, с предварительными звонками авторов или их ценителей. Увы, опять не без корысти, – чтобы я ознакомилась с их творчеством. Но я вся собралась и пропускала это желание ко мне заявиться мимо левого уха (правое после всего, что со мной случилось 26-го, еще заложено).

Единственное стихотворение не графоманское, а профессиональное и тонкое (если бы касалось не меня) прислала Баженова. Фамилию с именем-отчеством я не связывала, позвонила поблагодарить за хорошо написанное стихотворение. И только когда набирала телефон, сообразила: Ба! Так это же Леночкина издательница! У нас был чудный разговор. Она тебя боготворит, и за эту книгу я почти спокойна.

‹…› Вчера вполглаза смотрели с Семеном фильм Феллини «Репетиция оркестра» (вполглаза, ибо мне пока надо было бы вообще еще не устанавливаться в телевизор, но новости – Израиль пропустить не имею сил). Семен ‹…› наконец понял роль дирижера и нечто связанное с партитурой. Прежде я ему этого никак не умела объяснить. Он еще и тем потрясен, что ты и в музыке разбираешься. Спрашивал, от кого (гены) – от папы или от тебя. Я ему рассказала о своих музыкальных прямых и косвенных родственниках. Мама моя, папа мой единственный в его семье не имел слуха, двоюродная сестра Хиля – музыкантша, пианистка. Тетя Фаня была не только инженером, но и пианисткой. После возвращения из заключения и ссылки, уже будучи пожилой, не пропускала ни одного концерта стоящего, как в Баку (звезды приезжали), так и когда оказывалась в Москве или в Ленинграде. Дядя Мося, отец Робика[223], был с потрясающим слухом. ‹…›

Ленусенька, радость моя, обо мне не беспокойся. Сейчас я уже в порядке, а правая нога и рука еще долго будут слабы, я к этому быстро привыкла.

‹…› В начале октября звонил Мессерер[224] и просил посетить его выставку, говоря: «Мы с Беллой много о тебе думаем и говорим, но Белла уже совершенно сумасшедшая». На что я: «Представь себе, Боря, что я теперь тоже совершенно сумасшедшая, но выставку твою посещу, раз хочешь, обязательно, хоть нездорова и с транспортом не справляюсь». Я решила поехать с кем-нибудь, в данном случае это была Маша. ‹…› Приехала, заплатила 10 тысяч в один конец, это – Пречистенка, бывш[ая] Кропоткинская, Академия художеств (он же теперь академик!), написала хороший отзыв – мастер. Отметила вещи, которые мне понравились более других, опустила бланк в ящик с отзывами. ‹…›

Обратный путь оказался случайно бесплатным. Посадил нас в машину какой-то интеллигентного вида и речи человек. Тоже за 10 тысяч. И вдруг, чего только не бывает, – когда я доставала деньги, он мне говорит: этот дом мне известен. Здесь живут Мережко, Радзинский, и даже говорят, что здесь живет Инна Лиснянская. Мне бы, дуре, промолчать, но я от ошеломленности воскликнула: «Это ведь я!» Он от денег отказался, спрашивал, где можно купить мою книгу. Я сказала: в магазине «YMCA-press», – «Дожди и Зеркала»? – У меня есть. – Тогда будет новая книга «После всего» и т. д. и т. п. Он выразил счастье, что вез меня: «Ну как же я вас не узнал? Ведь у меня есть и ваша белая книжка совписовская с вашим портретом!» Короче, я была так ошеломлена, что ни на вечер его не пригласила, ни адреса не спросила. Все это мне потом говорили Семен и Галя, как же это я так? Но я обалдела и чувствовала страшное неудобство, что он денег не берет. ‹…›