138. Е. Макарова – И. Лиснянской 5, 10, 24, 26 мая, 5 июня 1994

5.5.94

Мамуля, начинаю серию, которую отправлю с Володей Леви.

Мы обживаемся. Еще пахнет краской. Надеюсь, тебе подойдет одежка, которую я отправила с Аликом. ‹…›

Мы с Володей Леви вчера ходили в Горненский монастырь (женский), и там повстречали древнюю монашку родом из Чернигова. Когда я спросила ее, почему она стала монашкой после войны, она ответила: «Без някава случая», ударение на «а».

10.5.94

Письмо С. И. передала. Ты, наверное, видишь по тому, как я тебе пишу, что я еще не очень-то в себе. Перепады состояний. ‹…› Роман то поглощает, то отшвыривает от себя. Кто кого?! Когда стоит на месте, кажется, его и не существует вовсе. Потом вдруг что-то стукнет, и все возвращается. Это очень странная вещь. Как факт моего существования. ‹…› В прошлый раз я писала тебе, что мне достаточно Фридл, чтобы со всем справиться, это правда, но и это не всегда помогает. Когда это только умственные рассуждения, сердечного утешения и они не приносят. ‹…› Федька где-то раздобыл старинную пишущую машинку и пишет на ней что-то тайное, по-английски или по-французски, – машинка с латинскими буквами. Интересно. ‹…› Мамик, надеюсь, ты пишешь стихи на воздухе и чувствуешь себя лучше. Очень я по тебе соскучилась. И по Семену Израилевичу. Скоро увидимся, сердце чует.

24.5.94

Мамуля, все это время было таким сумбурным, что я и не отправила тебе ничего, и вообще как-то плохо все время соображала. Сегодня дописала черновой вариант. Теперь самая опасная работа – осмысление и приведение к целому. ‹…› Вышло 500 страниц примерно. Чувствую, что наступает поворот к лучшему. Пока нет таких точных указателей, но становится легче. Этот год был настолько тяжелым, что лучше и не оборачиваться на него. Когда мы встретимся, а это будет уже очень скоро, я тебе все это опишу в красках – поиски денег, провалы, потеря веры в людей, просто все было дрянь, но прошло. Кроме тебя, у меня не было никакой реальной поддержки. Пустыня. То, что я писала про зону, – поиск точки, с которой можно одолеть пустоту, – это в равной мере относится и к тому, как я жила. ‹…›

26.5.94

Мамик, если принтер распечатает – значит, ты получишь письмо.

Вчера была в театре, на встрече. Не очень вдохновилась. Теперь у меня еще одна идея про пьесу, но сейчас не буду описывать, теперь я все коплю для встречи, если приеду, так, может, и напишу там у тебя, в прохладе. Мне как-то не хочется ввергаться в суету, если я приеду, возможно, и с Маней, это скорее всего, – хочу отдохнуть. Поспать, погулять по улицам, может, можно было бы заплатить в Переделкино, чтобы просто не стеснять никого и не жить в городе? Только папу навещать время от времени. Как я мечтаю об этом, и, думаю, я близка к тому, чтобы заказать билеты.

Постепенно правлю текст. Все идет как надо. Я сделаю его. Еще несколько месяцев. Настроение хорошее. Выгляжу красиво. Мыслей всяких тьма, но все позитивные, не разрушающие. Живу внутренне предстоящей встречей. Знаю, что увижу другую Москву, но я не хочу Москву, хочу к тебе, Семену и папе. И как можно меньше встреч. ‹…› Интересно, как Маня на все отреагирует.

5.6.1994

Дорогая мамочка!

Сижу и нажимаю пальцем на клавишу компьютера. Распечатываю роман, который назвала «Смех на руинах». Колебалась между этим и «Кто здесь смеялся?».

Я очень за тебя беспокоюсь. За папу тоже. ‹…› Неужели он, отец, не понимает, что принял на себя роль ребенка, а мне дал роль плохой мамы? Ведь здесь нужно знать, что каждый месяц у тебя есть 2000 шек. На квартиру, 500 на телефон и 300 на остальное. Еще платить за Маню в школе и за Федю в университете! Это будни. Чтобы еще хватало сил на творчество, нужно быть очень одержимым. Здесь столько людей бросают все, чтобы элементарно выживать. Музыканты не играют, писатели не пишут… При этом при любой минимальной возможности я стараюсь помочь. Как он это не понимает? Еще есть Яна с Юлей, им тоже надо как-то помогать. Если бы не дети, папа мог бы поселиться у нас в Химках, я давно предлагала ему поменяться с девочками квартирой.

‹…› Прости, что я вдруг все это тебе пишу, глупости, папа есть папа. Иногда, правда, я боюсь ему звонить. Он говорит таким голосом, что я не знаю, что делать, потом долго нахожусь в подавленном настроении. Вспомни Раису Сумбатовну, она тоже этого не переносила. Я здесь перевоспиталась в нее. Если что-то действительно серьезное, операция тети Иды, например, я собираюсь, но если всякие мелочи типа Маня не пришла вовремя домой или Федя уехал на машине и его нет ночью, – я просто не имею права вибрировать, иначе сказать, эмоциональный режим мне очень важен. Иначе невозможно заниматься тем, чем я занимаюсь. ‹…›

Завтра весь день работать в музее, с часу до восьми вечера. Встану в 9, самое позднее, и до 10-ти еще попечатаю. ‹…› Дома у нас, как всегда, полно людей, сколько бы ни готовила, к вечеру ничего нет, но зато всегда, в любой момент, можно что-то купить, так что грех жаловаться. Дом в центре Иерусалима – это всегда люди, если уж в Химках у нас порой камню негде было упасть, то здесь и подавно – столько народу приезжает, знакомых, да и малознакомых, которым надо ночь-другую переночевать, не платить же за гостиницу 100 долларов за ночь, кто из российских людей может себе такое позволить! Но с домом я справляюсь, как и в Химках. Нет ни чистоты, ни красоты, но люди любят приходить к нам, сами друг с другом говорят, но если кто-то из нас свободен, то присоединяется. Но нет таких долгих сидений на кухне, как раньше. ‹…›