Врачи-убийцы

Как и другие врачи «Т-4», Фридрих Меннеке упивался своей ролью. Нередко считалось, что восторженные пособники наподобие Меннеке вели двойную жизнь, стремясь утаить свои ужасающие преступления. Серийные убийцы в лагерях и любящие мужья дома, они якобы возводили непроницаемый барьер между работой и частной жизнью[1428]. В случае с Меннеке, что доказывает его интенсивная переписка, ничего подобного не происходило. Всякий раз, находясь вдали от дома, он буквально забрасывал супругу открытками и письмами, в которых, словно одержимый счетовод, не упускал ни малейшей детали, начиная от утреннего функционирования кишечника и кончая выбором марки десертного вина после обеда[1429]. Его письма периода работы в лагерях показывают, что гауптштурмфюрер СС Меннеке не считал необходимым вводить жену в заблуждение относительно выполняемых им функций, поскольку она, как и он сам, являлась убежденным адептом национал-социализма. Он даже позволял себе подшучивать над отведенной ему ролью чуть ли не палача. «Ну что? Продолжим удачную охоту!» – писал он однажды утром в ноябре 1941 года перед тем, как отправиться в Бухенвальд[1430]. А иногда Меннеке даже уговаривал дражайшую супругу съездить с ним, и та неоднократно поддавалась его уговорам, сопровождая его во время визитов в Бухенвальд, Равенсбрюк и Гросс-Розен[1431].

Фридрих Меннеке очень гордился своей работой, дававшей ему возможность общаться с видными врачами и высокопоставленными нацистами; он всегда с гордостью докладывал жене о похвалах начальства в его адрес[1432]. И был одержим жестким духом соперничества, ликуя каждый раз, когда ему удавалось заполнить на пару формуляров больше, чем коллегам («Кто быстро работает, тот сберегает время!»). На протяжении всего периода работы в концлагерях Меннеке не испытывал каких-либо явных угрызений совести, крепко спал и с аппетитом ел. Можно было подумать, что осмотр истощенных заключенных разжигал его аппетит. «Сегодня утром мы вновь работнули», – сообщил он 29 ноября 1941 года о пребывании в Бухенвальде. К 11 часам он заполнил 70 формуляров и почувствовал, что проголодался. Меннеке отправился в эсэсовскую столовую, где умял «громадный пирог с мясом… с отварным картофелем с капустой и соусом»[1433].

Если не считать его склонности к многословию, доктор Меннеке мало чем отличался от своих коллег-врачей из «Т-4». Массовые убийства, судя по всему, явно не травмировали их психику. Подобно Меннеке, они рассматривали убийства как возможность оказать важную услугу Третьему рейху и преуспеть на карьерном поприще. Да и приводить в исполнение подписанные ими смертные приговоры от них никто не требовал, надо было лишь вовремя прибыть в очередной концлагерь. Атмосфера во время этих поездок была дружелюбной, царил дух коллегиальности, ибо консультанты «Т-4» нередко останавливались в одних и тех же гостиницах и общались, деля между собой расходы. Со стороны они скорее походили на коммивояжеров в деловой поездке. Что было не так уж далеко от истины, только вот их бизнесом была смерть.

Настроение врачей «Т-4» было особенно приподнятым в начале сентября 1941 года, когда они встретились в Мюнхене для выполнения самой значительной за все время их работы миссии в соседнем Дахау. С январского визита Гиммлера ситуация там изменилась мало: ни в одном другом концлагере не было столько больных и умирающих. Видимо, поэтому, когда операция по умерщвлению узников была запущена и стала претворяться в жизнь, все усилия решено было сосредоточить именно на этом лагере[1434]. В конце лета 1941 года эсэсовская лагерная охрана Дахау отобрала для представления комиссии «Т-4» 2 тысячи заключенных; многих из них «инвалидными транспортами» доставили из других лагерей. Для обеспечения скорейшего осмотра этих заключенных руководители «Т-4» мобилизовали как минимум семь врачей во главе с профессорами Гейде и Ницше, последний пожелал воспользоваться своей командировкой в Южную Германию по максимуму, прихватив с собой жену и дочь, которые отправлялись на экскурсию в Альпы. Тем временем 3 сентября 1941 года официальные представители «Т-4» нанесли предварительный визит в Дахау. Поскольку эсэсовцы не успели завершить подготовку всех необходимых документов, пребывание врачей оказалось весьма кратким, и большая часть дня осталась свободной. Доктор Меннеке, профессор Ницше и некоторые другие, воспользовавшись погожим днем, отправились на прогулку вдоль живописного озера Штарнбергер-Зее (к югу от Мюнхена). До обеда они успели также осмотреть некоторые достопримечательности Мюнхена. После чего группа разделилась; большинство врачей пошли в кино, а Меннеке со своим другом Штайнмайером отправились выпить в популярный винный погребок. На следующее утро группа вернулась в Дахау, чтобы приступить к осмотрам[1435].

На территории Дахау врачи «Т-4» действовали профессионально, пытаясь соответствовать тому идеальному образу мужей нацистской науки, к которому стремились. Чтобы ввести заключенных в заблуждение относительно ожидающей их участи, они разыграли фарс, к которому уже не раз прибегали в других лагерях. С заключенными обращались спокойно и вежливо, намеренно стремясь действовать по контрасту с лагерными эсэсовцами. Один из консультантов «Т-4» даже сделал притворный выговор молодому начальнику барака за жестокость на виду у изумленных заключенных. Врачи вели себя «очень странным и совершенно беспрецедентным образом», записал в своем тайном дневнике в сентябре 1941 года Карел Кашак, полагавший, что все это может стать началом улучшения условий жизни заключенных[1436]. Подобные надежды упрочились после того, как врачи «Т-4» пообещали отобранным заключенным, что их переведут в лагерь, где труд будет легче, а условия содержания лучше[1437]. Ту же самую песню пели и лагерные эсэсовцы, рисовавшие радужную картину переводов в санатории, больницы и реабилитационные лагеря[1438]. Эта ложь предназначалась для того, чтобы добиться от обреченных узников послушания. Так же как и во время общей кампании «эвтаназии», план состоял в том, чтобы держать жертвы в неведении непосредственно до момента убийства; даже газовые камеры вплоть до наличия кафеля, скамеек и леек душа тщательно маскировались под помывочные[1439].

Обманывали не только заключенных. Операцию в целом окутывала завеса секретности, призванная помешать распространению слухов, способных сорвать всю программу «эвтаназии»[1440]. В русле подобной секретности врачи «Т-4» вроде Меннеке получали большую часть инструкций только при встречах с глазу на глаз или по телефону[1441]. А с лагерных эсэсовцев брали подписку о неразглашении операции[1442]. Об этих убийствах, равно как и о первых казнях в концлагерях в сентябре 1939 года, также запрещалось упоминать в документах внутреннего лагерного делопроизводства. Массовые убийства заключенных-инвалидов скрывались за кодовым названием – «акция 14f13» (посвященные немедленно понимали, о чем идет речь: в лагерных бумагах СС номер дела «14f» всегда означал смерть заключенных)[1443]. Естественно, соблюдение секретности распространялось и на родственников погибших. Эсэсовским лагерным врачам иногда приходилось писать родным письма с вымышленными медицинскими подробностями, присовокупляя соболезнования в связи с внезапной кончиной, а также заверения в том, что для спасения больного было сделано все возможное (подобных уловок не требовалось в случае узников-евреев, здесь достаточным считалось краткое уведомление о смерти)[1444].

Несмотря на все вышесказанное, «акция 14f13» проходила не так гладко, как планировали преступники. Было много импровизаций и путаницы, что видно из примера селекции в Равенсбрюке. Во второй половине дня 19 ноября 1941 года доктор Фридрих Меннеке, считавшийся у начальства «Т-4» специалистом по концентрационным лагерям, прибыл в город Фюрстенберг, близ которого располагался лагерь. Приехал он прямо из Берлина, где встретился с профессорами Гейде и Ницше для уточнения графика работы на ближайшие недели. Оставив чемодан в местной гостинице, Меннеке отправился в лагерь и обменялся несколькими словами с адъютантом, сообщившим ему, что для проведения экспертизы эсэсовцы отобрали в общей сложности 259 заключенных. Затем в эсэсовской столовой Меннеке за кофе и пивом обсудил дальнейшие действия с комендантом лагеря Максом Кёгелем, после чего пешком вернулся в город.

На следующий день рано утром Меннеке из Берлина позвонил Гейде, заверив его, что, дескать, выполнит задание без помощи других врачей «Т-4». Затем вернулся в Равенсбрюк и осмотрел первых 95 женщин. Кроме того, еще раз встретился с Кёгелем и лагерным врачом, убеждая их, что следует дополнительно отобрать еще 60–70 заключенных. Казалось, все шло по плану, и по возвращении к себе в гостиницу Меннеке даже был доволен собой больше обычного. Однако поздно вечером, к его удивлению, нагрянули двое коллег с новостью из Берлина: руководитель «Т-4» Виктор Брак дал указание осмотреть немыслимое количество заключенных – 2 тысячи человек, что составляло около четверти узников Равенсбрюка. Меннеке тотчас настрочил письмо жене, жалуясь на административный хаос. «Никого не заботит, сколько [заключенных] попадают под общие рекомендации фактически!» – брюзжал он.

На следующее утро три врача отправились в Равенсбрюк для встречи с комендантом в свете новых директив. Однако, прежде чем успели приступить к расширенному отбору, позвонил Гейде и приказал двум недавно прибывшим врачам возвращаться в штаб-квартиру «Т-4». Те были в ярости, а Меннеке, вновь работавший в одиночку, тоже кипятился насчет «степени некомпетентности Берлина». Через день, 22 ноября 1941 года, Меннеке снова позвонили из штаб-квартиры, сообщив, что теперь Гейде ждет от эсэсовцев Равенсбрюка к середине декабря подготовленные документы на 1200–1500 заключенных – уже четвертая контрольная цифра за три дня. В понедельник, 24 ноября 1941 года, перед отъездом в Бухенвальд он во время заключительной встречи с комендантом Кёгелем добросовестно передал тому вышеупомянутую информацию. К тому времени Меннеке осмотрел почти 300 женщин. После того как эсэсовцы Равенсбрюка отобрали группу дополнительных заключенных (в том числе мужчин из местного филиала лагеря), Меннеке 5 января 1942 года вернулся для завершения работы. Он вынес более сотни смертных приговоров, заполнив за неделю с небольшим 850 формуляров. Первый транспорт покинул лагерь в следующем месяце, вероятнее всего отправившись в центр умерщвления в Бернбурге[1445].

Смертоносная миссия доктора Меннеке в Равенсбрюке высвечивает импровизационные аспекты «акции 14f13». И одновременно обозначает важный момент в обращении с заключенными-женщинами. Ранее женщины в Равенсбрюке были избавлены от самых жестоких эсэсовских эксцессов. Теперь и их включили в конц лагерную политику уничтожения, хотя некоторые различия между полами все же соблюдались. Так, в Равенсбрюке эсэсовцы представили Меннеке гораздо больше заключенных-мужчин, чем женщин, что, скорее всего, явилось отражением куда худших условий содержания в мужском лагере. Это подчеркивает еще один важный элемент программы убийств: ее неодинаковое воздействие на различные группы заключенных. И вновь мы убеждаемся – все страдали в концлагерях по-разному[1446].