Новые лагеря для евреев

По мере продолжения холокоста все активнее втягивались в него и концентрационные лагеря. Роль системы концлагерей в нацистском геноциде постоянно возрастала на протяжении 1943 года, а центр массового уничтожения стал перемещаться с полей Восточной Европы и лагерей смерти Глобочника в новый комплекс смерти Бжезинка и, в меньшей степени, в Майданек. В то же время система концлагерей все больше превращалась в средоточие рабского труда евреев. Еще в октябре 1942 года Гиммлер заявил Освальду Полю и другим фюрерам СС, что всех оставшихся в генерал-губернаторстве еврейских рабов необходимо загнать для принудительного труда в концентрационные лагеря и держать их там до тех пор, пока и они «однажды не исчезнут, как того пожелал фюрер». На протяжении всего следующего года Гиммлер неустанно добивается ликвидации трудовых лагерей и гетто на оккупированных территориях Польши и СССР. В целях обеспечения продолжения работ по основным эсэсовским проектам создается несколько новых концлагерей на базе бывших гетто и трудовых лагерей, таким образом СС расширяет контроль над еврейскими рабами[1831]. Освальд Поль приступил к планированию строительства новых концлагерей практически сразу же после подчинения системы концлагерей его Главному административно-хозяйственному управлению СС[1832]. С весны 1943 года быстрое ее расширение стало реальностью. За несколько месяцев ВФХА СС открыло четыре главных лагеря в Восточной Европе (Варшава, Рига, Вайвара, Ковно (Каунас), а также десятки лагерей-спутников. В отличие от других концентрационных лагерей СС эти новые лагеря создавались специально для эксплуатации рабского труда евреев.

Один из упомянутых новых концентрационных лагерей в оккупированной Восточной Европе открыли в июле 1943 года в Варшаве, среди руин некогда крупнейшего еврейского гетто. Когда в январе 1943 года немецкая облава на евреев с целью их депортации натолкнулась на отчаянное вооруженное сопротивление, Гиммлер в ярости приказал полностью стереть гетто с лица земли. 19 апреля 1943 года немцы приступили к штурму. После четырехнедельной бойни, унесшей жизни многих тысяч еврейских мужчин, женщин и детей, восстание было подавлено. Затем Гиммлер приказал Главному административно-хозяйственному управлению СС уничтожить все, что осталось от гетто. Эта схема включала планы создания нового концлагеря (подобные планы лежали на столе с осени 1942 года), узники которого помогали бы сносить оставшиеся здания. Однако, несмотря на прибытие нескольких многочисленных транспортов с заключенными, варшавский лагерь так и не достиг запланированной проектной мощности – в феврале 1944 года на работах по сносу вместо положенных 10 тысяч [пленных] человек было занято лишь 2040. Сам лагерь учредили в бывшей военной тюрьме, расширяя его за счет использования стройматериалов разрушенного гетто. Работы по разбору руин – обрушение стен, сбор металлолома, укладка кирпича в штабеля – были тяжелы и опасны, а само пребывание в городе-призраке, непрестанно напоминавшем о нацистских массовых убийствах, давило на заключенных непосильным бременем. «Улицы гетто являли собой жуткое зрелище», – вспоминал польский еврей Оскар Пасерман, доставленный в конце ноября 1943 года из Освенцима. Несколько месяцев спустя после восстания Пасерман все еще видел разлагавшиеся трупы. «От тел, остававшихся лежать в подвалах и под развалинами, исходил смрад. Повсюду на улицах была разбросана мебель, сожженные обрывки одежды»[1833].

После сопротивления, оказанного евреями в Варшаве, руководители СС с удво енной энергией принялись за ликвидацию оставшихся на оккупированном Востоке трудовых лагерей и гетто. Их взоры обратились к рейхскомиссариату «Остланд», которому подчинялись часть территории Белоруссии, а также Латвия, Литва и Эстония – три прибалтийских государства, аннексированные Советским Союзом после подписания пакта Молотова – Риббентропа[1834]. 21 июня 1943 года Генрих Гиммлер распорядился о закрытии всех гетто Остланда. Выживших евреев намечалось депортировать из них на принудительные работы в концентрационные лагеря, а нетрудоспособных – ликвидировать. Несмотря на протесты офицеров вермахта и чиновников гражданской администрации, озабоченных потерей «своих» еврейских рабочих и возможными негативными последствиями этого для военного производства, приказ в ближайшие месяцы был выполнен[1835].

Первый новый концлагерный комплекс в Прибалтике появился в Латвии. Местные чины СС лоббировали создание еврейского концлагеря в Риге с самого немецкого вторжения летом 1941 года. Согласно внутреннему меморандуму СС осени того же года, подобный местный лагерь сулил ряд преимуществ над гетто: заключенных можно было бы плотнее задействовать на принудительных работах, а раздельное проживание мужчин и женщин «положило бы конец дальнейшему воспроизводству евреями потомства»[1836]. Распространение власти СС на евреев прибалтийских территорий в конце концов привело к учреждению концлагерей. В марте 1943 года, почти одновременно с визитом Гиммлера в Ригу, из Заксенхаузена доставили 500 заключенных для возведения лагеря в небольшом рижском пригороде Кайзервальд (Межапарк), в межвоенные годы получившем известность как роскошный приморский курорт. Первоначально размеры нового лагеря по стандартам СС были скромны, всего по четыре арестантских барака для мужчин и женщин, отгороженных друг от друга и внешнего мира колючей проволокой с током высокого напряжения. С июля 1943 года лагерь стали заполнять заключенные-евреи, в том числе множество депортированных в Прибалтику еще в 1941–1942 годах евреев из Германии и Чехии. Вначале из соседнего рижского гетто, ликвидация которого началась в ноябре 1943 года, узников, тащивших свой жалкий скарб, сгоняли сюда многолюдными колоннами; позже стали прибывать транспорты из других, более отдаленных прибалтийских гетто, а также из Венгрии (с остановкой в Освенциме). Однако большинство заключенных в лагере долго не задерживались. В СС быстро осознали непрактичность перемещения в небольшой главный лагерь Риги всех местных мастерских из гетто и взамен поблизости построили лагеря-спутники. В целом было создано как минимум 16 подобных лагерей, большинство из них в самой Риге. Главный лагерь в Кайзервальде функционировал преимущественно как транзитный узел; после регистрации новых заключенных быстро направляли в один из лагерей-спутников. К марту 1944 года в различных рижских лагерях-спутниках содержалось около 9 тысяч узников (по сравнению примерно с 2 тысячами в главном лагере)[1837].

Еще разительнее подобный дисбаланс наблюдался в другом новом прибалтийском концлагере Вайвара, поселке в Северо-Восточной Эстонии. Небольшой контингент эсэсовцев вынужден был импровизировать, Рихард Глюкс признавал, что тут все «приходилось начинать с нуля». Официально открытый 19 сентября 1943 года после поспешной подготовки, концлагерный комплекс вырос за несколько недель и включал не менее 11 лагерей-спутников; среди них отдельные – например, Клоога, расположенный почти в 240 километрах западнее, – были сопоставимы или даже превосходили по размерам главный лагерь Вайвара. За колючей проволокой оказалось много семей, то есть и стар и млад, быстрее всего погибавшие в условиях эсэсовского террора и изнурительного рабского труда в строительстве, на производстве взрывчатки и добыче торфа и сланцев из болот. Только в ноябре 1943 года из 9207 содержавшихся в концлагерном комплексе Вайвара заключенных умерло 296. Еще несколько сотен погибли на протяжении следующей суровой зимы[1838].

Третий главный концлагерь в рейхскомиссариате «Остланд» был создан в литовском городе Ковно (Каунасе). Как и в Риге, местные эсэсовцы предлагали учредить в городе концлагерь для евреев еще летом 1941 года, но создан он был лишь осенью 1943 года. В ходе эсэсовской кампании по окончательной ликвидации гетто Каунасское гетто превратили в главный лагерь, в котором на конец года содержалось около 8 тысяч заключенных-евреев. Другие бывшие гетто и трудовые лагеря в регионе стали спутниками концлагеря в Каунасе. Среди них и крупнейшее литовское гетто Вильно (Вильнюс). Считавшееся в СС рассадником еврейской смуты, оно было уничтожено в течение лета и осени 1943 года. Оттуда депортировали около 14 тысяч евреев, главным образом в эстонские концлагеря для рабского труда по добыче сланцев, приоритетного проекта Гиммлера. Один из депортированных узников Вайвара писал друзьям в Вильнюс: «Мы еще живы и работаем… Здесь идут проливные дожди и очень холодно. Условия довольно тяжелые… Хорошо, что вы остались». На самом деле оставшиеся столкнулись с беспощадными порядками, которые в бывшем гетто установили лагерные эсэсовцы. К концу 1943 года в лагере Вильнюсе в живых оставалось всего 2600 евреев, разбросанных по четырем лагерям-спутникам[1839].

В новых восточноевропейских концлагерях появилось нечто ранее невиданное. Даже на первый взгляд все в них резко отличалось от концлагерей образца 1930-х годов. Многие заключенные продолжали носить гражданскую одежду, а иногда и жить вместе целыми семьями. В бывшем гетто Каунаса они даже занимали прежние дома (на первых порах продолжал функционировать и юденрат). Другим отличием от прежних концлагерных комплексов было быстрое распространение по всей Прибалтике лагерей-спутников, численность заключенных в которых иногда превышала таковую главных лагерей. Если обратиться к административной структуре новых лагерей, то в ней отсутствовало ставшее традиционным с середины 1930-х разделение комендатур СС на пять отделов. Фактически внутренние эсэсовские службы были существенно урезаны[1840]. Кроме того, у местных лагерей СС появилась и новая руководящая инстанция; хотя верховная власть продолжала оставаться в руках ВФХА, коменданты прибалтийских лагерей отчитывались не только перед Берлином, но и перед региональным отделением ВФХА в Риге во главе с так называемым уполномоченным офицером СС по экономическим вопросам (СС-Wirtschafter), отвечавшим за концлагеря и другие административно-экономические вопросы в данной сфере[1841].

Однако новые лагеря на оккупированном Востоке не были инородным телом в концлагерной вселенной. Прежде всего, они продолжали подчиняться Главному административно-хозяйственному управлению СС, а их базовые правила и личный состав заимствовались из обычных лагерей СС. Кроме того, с осени 1943 года начала меняться, становясь значительно более рыхлой и децентрализованной, вся система концлагерей в целом, что выражается в отпочковании от главных лагерей обширной сети лагерей-спутников. С этой точки зрения новые зоны на Востоке олицетворяли тип импровизированных лагерей, характерный для концлагерной системы конца нацистского режима, когда хватка центральной власти начала ослабевать, а некоторые устоявшиеся порядки были отброшены в отчаянной попытке удержать на плаву идущий ко дну Третий рейх.