«Ни один заключенный не должен попасть в руки врага живым»

Решение о массовой эвакуации лагерей весной 1945 года не было принято заранее. На фоне растущей паники высшее руководство СС рассматривало несколько различных вариантов и посылало недоумевающей администрации концлагерей противоречивые сигналы[3203]. Наиболее радикальная идея предполагала последнюю кровавую бойню, обрекая всех заключенных на гибель вместе с Третьим рейхом. В то время как Гитлер вещал, что лучше обратить Германию в руины, но ничего не оставить врагу, в верхушке СС и среди лагерных чинов пошли разговоры о том, что лагеря вместе со всеми заключенными следует уничтожить. Однако как не был исполнен приказ Гитлера об оставлении врагу выжженной земли, так и СС никогда не приблизились к полному уничтожению всех заключенных[3204].

На другой чаше весов лежало полное освобождение узников. Когда дело дошло до эвакуации нацистских тюрем, рейхсминистерство юстиции приняло решение освободить массу заключенных, признанных не представляющими опасности для государства[3205]. Однако Гиммлеру и его подручным подобная мера представлялась неприемлемой. Массовое освобождение уничтожило бы прочно укоренившийся миф о концлагерях как об оплоте борьбы против злейших врагов Германии. В конечном счете РСХА санкционировало освобождение лишь нескольких тысяч политзаключенных[3206]. Еще несколько тысяч немецких заключенных насильно призвали в разношерстные воинские формирования, но вопреки надеждам фашистских бонз, таких как Йозеф Геббельс, эти мобилизованные против воли, плохо экипированные солдаты не внесли никакого значимого вклада в защиту фатерланда[3207].

Согласно еще одному варианту, после отбора и эвакуации годных к рабскому труду заключенных лагеря следовало оставить вместе с большинством ненужных узников. В ВФХА у него было немало сторонников. Ведь весной 1945 года об упорядоченных массовых эвакуациях и речи быть не могло. Транспортная система рейха лежала в руинах, а последние остававшиеся лагеря трещали по швам от заключенных[3208]. Недолго поиграл с этой идеей и Гиммлер и, когда наступило время окончательной эвакуации Бухенвальда, приказал оставить заключенных врагу[3209]. Однако быстро передумал. 6 апреля 1945 года комендант Пистер получил новый приказ Гиммлера – немедленно закрыть лагерь. Рейхсфюрер СС потребовал, чтобы Бухенвальд был насколько возможно очищен, а заключенных эвакуировали во Флоссенбюрг[3210]. В результате стандартным решением осталась эвакуация[3211].

В апреле 1945 года сотни тысяч заключенных насильно загнали в транспорты и отправили на новые места, освободив территорию 8 главных лагерей и более 250 филиалов. Некоторые эсэсовские бонзы уступили давлению пожелавших умыть руки и дистанцироваться от преступлений СС местных промышленников и властей, которые потребовали до прихода союзников забрать своих рабов[3212]. Кроме того, у лагерных администраций были резоны держаться за узников[3213]. Сам Гиммлер все еще считал заключенных – в первую очередь евреев – пешками в своем гамбите сепаратного мира[3214]. Руководство ВФХА продолжало рассматривать лагеря в качестве промышленных площадок жизненно важного военного производства. Отказываясь признать неизбежное, Поль и его коменданты прилагали лихорадочные усилия для обеспечения работы последних заводов, а неутомимый Ганс Каммлер надеялся изготовить новое «чудо-оружие». После оставления подземного комплекса Доры Каммлер намеревался, используя чертежи, машины и заключенных Эбензе, приступить к производству на новом месте зенитных ракет[3215]. С точки зрения таких фанатиков, как Каммлер, одна лишь мысль об оставлении врагу концлагерей с трудоспособными рабами была саботажем.

Однако главная причина, скорее всего, заключалась в уверенности эсэсовской верхушки в том, что она призвана защищать немецкий народ. В памяти были живы страшные рассказы времен революции 1918 года с (ложными) обвинениями выпущенных на свободу заключенных в ужасающих зверствах[3216]. Опасения повторения истории, казалось, начали сбываться после эвакуации Бухенвальда. Хотя, исполняя обновленный приказ Гиммлера, эсэсовцы в последнюю минуту эвакуировали из лагеря 28 тысяч заключенных, 21 тысяча оставались на его территории, когда туда вошли американские солдаты. Освобождение явилось сюрпризом для немецких гражданских властей. Днем 11 апреля полицай-президент Веймара позвонил коменданту Пистеру, однако радостный заключенный сообщил, что Пистера больше нет. Вскоре окрестности города захлестнули слухи о том, что узники лагеря массово грабят и насилуют беззащитное гражданское население. По большей части эти истории были лишены оснований. Годы страха, в котором жили горожане, раздували незначительные эпизоды до уровня масштабных зверств. Однако слухи не прекращались и дошли до берлинского бункера Гитлера. Фюрер рассвирепел и приказал Гиммлеру эвакуировать из лагеря всех способных самостоятельно передвигаться заключенных[3217].

Все это подтолкнуло Гиммлера к решительным действиям. 15 апреля 1945 года он провел совещание со старшими офицерами СС, на котором среди прочих присутствовал Рихард Глюкс. Указав на предполагаемые зверства в Веймаре, он, по всей видимости, приказал начать полную эвакуацию местного концлагеря[3218]. Спустя всего несколько дней, приблизительно 18 апреля 1945 года, Гиммлер подтвердил свою жесткую установку в телеграфном сообщении во Флоссенбюрг. В нем отметались любые предложения оставить концлагерных заключенных неприятелю. «О сдаче лагеря не может быть и речи. Ни один заключенный не должен попасть в руки врага живым. Заключенные в Веймаре-Бухенвальде самым жестоким образом надругались над мирным населением»[3219]. Подобные приказы, как представляется, получили во всех других главных лагереях того времени[3220].

Бескомпромиссность позиции Гиммлера, несомненно, укрепили публикации о преступлениях СС в зарубежных средствах массовой информации. Это были и предшествующие разоблачения, появившиеся после вступления союзных войск в Майданек, Нацвейлер-Штрутгоф и Освенцим, в том числе и показ первых фильмов, снятых в оставленных немцами концлагерях. Правда, следует отметить, что реакция за границей все еще оставалась довольно сдержанной[3221]. Однако в апреле 1945 года, когда фотографии и кадры документальных фильмов из недавно освобожденных лагерей облетели весь мир, ситуация изменилась. Сначала главное внимание средств массовой информации было приковано к Бухенвальду, первому освобожденному весной 1945 года эсэсовскому концлагерю, где было оставлено много заключенных[3222]. Эти репортажи привели Гиммлера в ярость, выставив на посмешище его недавние попытки изобразить из себя гуманиста. В ходе встречи с представителями Всемирного еврейского конгресса 20–21 апреля 1945 года он с горечью посетовал на «ужасные истории» о Бухенвальде, публикуемые в зарубежной прессе. В будущем, пригрозил Гиммлер, он может не оставить в живых никого[3223].

Однако это было отнюдь не последнее слово, поскольку далеко не во всех лагерях приказы рейхсфюрера СС исполнили буквально. Из всех главных лагерей, оставленных за три последние недели войны, полностью был очищен лишь Нойенгамме. В Флоссенбюрге, Заксенхаузене, Равенсбрюке эсэсовцы оставили некоторое число больных[3224]. То же самое имело место и во многих филиалах[3225]. Так что отнюдь не все охранники лагерей выполнили приказ Гиммлера, предписывавший эвакуировать всех заключенных, способных передвигаться, а остальных убивать[3226].

А в последних лагерях, упорно продолжавших функционировать до самого конца нацистского режима, эсэсовцам некуда было эвакуировать всех заключенных. В результате главный лагерь Дахау очистили лишь частично, и 29 апреля американские войска, вошедшие в него, освободили около 32 тысяч заключенных. А когда несколько дней спустя из Маутхаузена бежала лагерная администрация, в главном лагере и в Гузене осталось 38 тысяч заключенных[3227]. В последних филиалах (их было свыше 80) охрана оставила большую часть заключенных, а сама в первых числах мая незаметно сбежала. И все же, пока у лагерных администраций оставались возможности выбора, они стремились проводить политику тотальной (или практически тотальной) эвакуации.

Самым поразительным исключением из правил стал Берген-Бельзен, единственный главный лагерь, официально сданный союзникам. 11 апреля 1945 года Гиммлер уполномочил своего эмиссара, штандартенфюрера СС Курта Бехера, открыть британской армии путь к Берген-Бельзену. По всей видимости, Гиммлер хотел сделать Западу щедрый подарок, хотя для сдачи лагеря и находившихся в нем заключенных у него были и прагматические основания, поскольку при эвакуации возникла бы угроза заразить тифом как гражданское население, так и военных. По достижении договоренности о локальном прекращении боевых действий британские войска в полдень 15 апреля 1945 года подошли к воротам главного лагеря. Встречал их Йозеф Крамер, единственный комендант, который не стал спасаться бегством и официально сдал Берген-Бельзен войскам противника. Увиденное потрясло британских солдат. Несмотря на отчаянные усилия эсэсовцев очистить территорию, на ней в разных местах обнаружили более 13 тысяч мертвых тел. Майор Александр Смит Аллан вспоминал о «ковре из сваленных кучами человеческих тел, преимущественно крайне исхудавших, многие из них были голыми». В непростой переходный период отдельные эсэсовцы помогали управлять лагерем и даже стреляли в заключенных. Но едва стал понятен истинный масштаб преступлений нацистов, британские офицеры разоружили и арестовали оставшихся эсэсовских охранников. «Первым, кого я арестовал, был Йозеф Крамер, – рассказывал после войны сержант Норман Тергел, – я очень гордился тем, что, будучи евреем, арестовал одного из самых отъявленных бандитов нацистской Германии»[3228].