Охота за рабами

В конце мая 1942 года Гиммлер направил Освальду Полю предупреждение: важно, чтобы ни у кого не сложилось впечатление, «что мы проводим аресты и держим людей в концлагере лишь затем, чтобы получить рабочую силу»[2325].

Возможно, Гиммлер и хотел соблюсти «приличия», тем не менее все предыдущие годы он только тем и занимался, что наращивал число узников в лагерях. Еще в конце 1930-х годов из экономических соображений производились аресты «тунеядцев». К 1942 году растущие аппетиты Гиммлера заполучить дармовую рабочую силу уже нельзя было удовлетворить[2326].

Одним из способов численного пополнения концлагерей было выхватывание узников у других нацистских ведомств. До войны требование Гиммлера отправлять к нему в лагеря обычных тюремных заключенных встречалось в штыки. Однако после того, как 20 августа 1942 года пост имперского министра юстиции получил несгибаемый Отто Георг Тирак, органы правосудия пересмотрели свою позицию.

Горя стремлением повысить статус органов правосудия, который после критических нападок Гитлера весной 1942 года достиг самой низкой отметки, Тирак готов был отбросить за ненадобностью один из последних юридических принципов, согласно которому осужденные за те или иные правонарушения отбы вали сроки в государственных тюрьмах. На встрече с Гиммлером 18 сентября 1942 года Тирак согласился на передачу ему целых групп приговоренных к тюремному заключению – немецких и чешских «антиобщественных элементов», осужденных на сроки свыше восьми лет, представителей нижних ступеней в нацистской расовой иерархии (евреев, цыган, советских граждан), а также поляков, получивших свыше трех лет. Поступившись буквой закона или тем, что от нее осталось, главный юрист Германии обрек на смерть в концлагерях Гиммлера тысячи людей.

Последовавшие за этим переводы контингента тюрем в лагеря перевесили чашу весов в пользу эсэсовского террора. Вскоре лагерная система практически отняла у тюрем их узников. Хотя численность заключенных в тюрьмах за годы войны тоже увеличилось, до лагерей им было далеко. К июню 1943 года контингент последних вырос до 200 тысяч человек, что было на 15 тысяч больше, чем содержалось в государственных тюрьмах.

Гиммлер наверняка был только рад заткнуть за пояс раскритикованную самим фюрером пенитенциарную систему. Впрочем, цель эта оставалась для него второстепенной. Куда важнее было разжиться еще большим числом рабов. Как и Гитлер, Гиммлер полагал, что переведенные в лагеря заключенные тюрем будут в отличной физической форме – мол, довольно отбросам общества нежиться в тюрьмах, пора поработать до седьмого пота на благо СС в концлагерях.

Депортации заключенных из немецких государственных тюрем в Освенцим, Бухенвальд, Маутхаузен, Нойенгамме и Заксенхаузен начались в ноябре 1942 и в целом завершились весной 1943 года. Всего в лагеря было передано более 20 тысяч заключенных государственных тюрем. Большинство из них были немцы, главным образом мелкие воришки. Среди иностранцев самой многочисленной группой были поляки[2327]. Еще несколько тысяч поляков в соответствии с приказом Гиммлера от 5 декабря 1942 года прибыли в Освенцим и Майданек из тюрем генерал-губернаторства. Согласно этому приказу в лагеря отправляли всех осужденных на длительные сроки, если они были признаны пригодными к труду[2328].

С конца 1942 года, когда стратегическое положение Германии резко ухудшилось, стремление Гиммлера увеличить число лагерных рабов становится все более отчаянным. После окружения 6-й армии в Сталинграде и утраты Северной Африки даже он, как рейхсфюрер, больше не мог игнорировать разговоры о грядущем поражении, ведение войны требовало все больше оружия и боеприпасов, что, в свою очередь, означало, что РСХА (по-прежнему отвечавшее за аресты) должно отправить в лагеря еще больше рабов[2329].

Частично эти требования исходили от ВФХА. В письме Гиммлеру от 8 декабря 1942 года Освальд Поль заявлял, что для производства оружия ему требуется больше узников[2330]. Ответ Гиммлера не заставил себя ждать. 12 декабря он в качестве почетного гостя присутствовал на бракосочетании Поля. Рейхсфюрер не преминул воспользоваться этим радостным событием, чтобы поговорить с женихом о лагерях[2331]. Буквально несколько дней спустя Гиммлер срочно приказал шефу гестапо Генриху Мюллеру: к концу января 1943 года его ведомство должно отправить на работы в лагеря 50 тысяч новых узников[2332]. Мюллеру важность этого объяснять не требовалось. Он тотчас же отдал своим подчиненным распоряжение: «Важен каждый рабочий!»[2333]

Результатом стала крупная полицейская операция против евреев и иностранных рабочих из Восточной Европы. 16 декабря 1942 года Генрих Мюллер сообщил Гиммлеру о планах депортации в Освенцим 45 тысяч евреев – 30 тысяч из Белостока и почти 15 тысяч из Терезина. Правда, добавил он, подавляющая их часть «нетрудоспособна» (иными словами, сразу по прибытии их ждет газовая камера), но тысяч десять – пятнадцать «вполне пригодны для работы»[2334].

Уже на следующий день Мюллер распорядился отправить из немецких тюрем и трудовых лагерей первые партии заключенных, в основном советских граждан и других людей «неарийской крови», которые отбывали наказание за нарушение трудовой дисциплины. Мюллер надеялся, что эта инициатива принесет лагерям еще по крайней мере 35 тысяч «трудоспособных» узников[2335].

Тем временем Гиммлер требовал еще больше. 6 января 1943 года он издал приказ, в котором говорилось, что юноши и девушки, арестованные в генерал-губернаторстве и на оккупированной территории Советского Союза как «возможные партизаны», должны стать подмастерьями на лагерных предприятиях в Освенциме и Майданеке. Спустя всего 12 дней он отреагировал на взрывы в Марселе тем, что потребовал отправить в лагеря 100 тысяч «местных преступников». Столь дикое число наглядно демонстрирует состояние его ума в тот момент (в конечном итоге было арестовано около 6 тысяч человек)[2336].

Такая «охота на рабов» в начале 1943 года привела к быстрому росту количества узников. В Освенциме число поляков удвоилось с 9514 (1 декабря 1942 года) до 18 931 человека (29 января 1943 года). Что еще более показательно, в январе 1943 года эсэсовцы депортировали в Освенцим свыше 57 тысяч евреев – этот мрачный рекорд был побит лишь в конце весны 1944 года, во время массовой депортации евреев из Венгрии[2337]. Число узников возросло не только за счет притока новых. Стали также меньше выпускать на свободу и уже познавших прелести концлагерей. РСХА еще туже закрутило и без того тугие гайки правил освобождения, с тем чтобы оставить в лагерях как можно больше рабов[2338].

Число узников возросло бы еще больше, если бы не кошмарные условия содержания, насилия и систематические убийства, которые то и дело прореживали ряды бесценной рабочей силы Гиммлера. Согласно неполным данным СС, только в январе 1943 года в лагерях погибло без малого 10 тысяч человек[2339]. В предшествующие месяцы уровень смертности, похоже, даже возрос, и лагерные СС и дальше закрывали бы на это глаза, если бы упор на лагерное производство не повысил ценность рабочих рук. Впервые за всю историю существования лагерей лагерное начальство было вынуждено улучшить условия содержания узников. Как говорилось в письме, отправленном 31 декабря 1942 года РСХА Полю, какой смысл проводить массовые аресты, если так много новых узников умирает в лагерях уже в первые недели?[2340]