Освенцим и нацистская расовая наука

Гауптштурмфюрер СС Йозеф Менгеле прибыл в Освенцим (Аушвиц) в конце мая 1943 года в возрасте 32 лет, проведя предыдущие два года на Восточном фронте офицером в медицинском батальоне СС. В течение своего первого года в лагере он работал врачом цыганского барака. Позднее ему был поручен целиком весь лазарет, и он стал главврачом Бжезинки (Биркенау). Как и другие врачи Освенцима, Менгеле выполнял целый ряд палаческих обязанностей – надзирал над казнями узников и отправкой их в газовые камеры – и вскоре стал известен своим убийственным подходом к эпидемиям. Менгеле также часто присутствовал при селекции евреев. Элегантный, всегда в приподнятом настроении и с театральными манерами, он деловито делил узников на группы. Летом 1944 года главный врач Освенцима, Эдуард Виртс, похвально отозвался об «уме, упорстве и энергии», с которыми Менгеле относился к своей работе. Кроме того, Виртс был впечатлен тем, что все свое свободное время Менгеле посвящает «работе с имеющимся в его распоряжении научным материалом», с тем чтобы «внести ценный вклад в антропологическую науку»[2422].

То, что Виртс изображает скорее как хобби, было на самом деле навязчивой идеей Менгеле, а именно издевательства над узниками во имя нацистской «расовой науки», которая занимала второе место в проводимых в лагерях опытах. Эти опыты отличались от военных экспериментов, а местом их проведения был главным образом Освенцим.

Доктор Менгеле был апостолом расовой биологии, он верой и правдой служил науке, призванной очистить тело германской нации путем выявления и уничтожения представителей так называемых низших рас. Хотя его убеждения в целом соответствовали нацистской теории, Менгеле (как и доктора Рашера) никак нельзя было отнести к числу давних фанатиков нацизма. Отпрыск зажиточной консервативной семьи, он вступил в нацистскую партию и в СС лишь в возрасте примерно 25 лет – в 1937 и 1938 годах соответственно. Его главным призванием была расовая наука. Менгеле, защитивший две диссертации, специализировался на расовой генетике и антропологии. Прилежного молодого ученого быстро взял под свое крыло профессор Отмар барон фон Фершуэр, один из основоположников немецкой расовой гигиены, позднее возглавивший Институт антропологии, человеческой наследственности и евгеники имени кайзера Вильгельма в Берлине. Менгеле вошел в число его ассистентов и продолжил сотрудничество, даже перейдя в СС.

Освенцим периода холокоста был сущей находкой для рьяных и аморальных расовых биологов вроде Менгеле. Здесь он мог протестировать любую свою гипотезу, сколь бы отвратительной она ни была. Здесь в его распоряжении всегда имелся неиссякаемый «научный материал». Узники, которых он отбирал для своих экспериментов, получали особый статус. Изолированные от остальных, они, вернее, их тела принадлежали только ему, как живые, так и мертвые[2423]. Среди его жертв были те, кто не вышел ростом, или люди с врожденными уродствами. Менгеле и его подручные фотографировали их, замеряли, делали рентгеновские снимки. В особый восторг Менгеле пришел в мае 1944 года, когда в лагерь поступила семья лилипутов-акробатов из Венгрии. Менгеле надеялся, что сможет экспериментировать над ними годами. Не теряя времени, он тотчас же приступил к своим опытам: делал уколы, пускал кровь, закапывал глазные капли, извлекал костный мозг. Одна из акробаток, Элизабет Овичи, позднее вспоминала: «Нам часто бывало плохо, нас рвало». И все же она избежала худшего. Многих узников с физическими дефектами Менгеле просто умерщвлял. После дотошного вскрытия их кости отсылались в коллекцию скелетов в кайзеровский институт. Специально препарированные глазные яблоки следовали по тому же адресу. Менгеле снабжал ими одну из ассистенток Фершуэра, доктора Карин Магнуссен, которая изучала цыган с глазами разного цвета[2424].

Но самым любимым занятием доктора Менгеле были изуверские эксперименты над близнецами. Расовая генетика как в Германии, так и за ее пределами давно проявляла интерес к близнецам. И Менгеле начал интересоваться ими, еще будучи студентом. После назначения в Освенцим он регулярно прочесывал бараки на предмет отыскания «научного материала», с помощью которого рассчитывал сделать научную карьеру. Всего для экспериментов им было отобрано более тысячи близнецов. Большинство из них были дети, мальчики и девочки в возрасте от 2 до 16 лет. Правда, были среди них братья и сестры, выдававшие себя за близнецов, чтобы избежать отправки в газовую камеру. Менгеле подвергал их огромному количеству тестов.

Для педанта Менгеле на первом месте стоял сбор антропологических данных. Он свято верил, что чем больше будет в его распоряжении фактов, тем больше открытий он сможет сделать. На каждого близнеца заполнялась форма из 96 пунктов. «Осмотрена, измерена и взвешена сотни раз», – позднее вспоминала свои мучения от рук Менгеле Ева Герсковиц. Эсэсовцы брали столько проб крови для анализов, что многие дети умирали от анемии.

Затем начинались собственно опыты. Чтобы изменить близнецам цвет глаз, Менгеле и его подручные закапывали им в глаза жидкость, вызывавшую опухоли и отеки. Других намеренно заражали болезнями, чтобы проверить реакцию организма. Кроме того, Менгеле проводил сравнимые разве что с вивисекцией хирургические эксперименты, нередко без всякой анестезии, чтобы сравнить чувствительность к боли. Как-то раз двух мальчиков, не старше 3–4 лет, сшили вместе наподобие сиамских близнецов. Они кричали сутками, пока не умерли. Смерть открывала для Менгеле новые возможности, нередко он лично делал смертельные инъекции[2425].

Учитывая всю тяжесть его преступлений, нетрудно понять, почему он вошел в историю как самый страшный из освенцимских экспериментаторов. К сожалению, его черная слава затмила собой злодеяния других врачей. Увы, Менгеле был отнюдь не одинок. Он действовал в среде, где убийства узников в «медицинских» целях были в порядке вещей. В расовых экспериментах в Освенциме участвовали десятки врачей, причем не только эсэсовцы вроде доктора Виртса, но и гражданские исследователи. Как самый крупный концлагерь, значительную долю узников в котором составляли евреи, для врачей, нуждавшихся в двуногих «подопытных кроликах», Освенцим был предпочтительнее Дахау. Никакой другой лагерь не унес такого количества людских жизней в медицинских экспериментах.

Среди врачей, прельщенных возможностями Востока, были соперники профессор Карл Клауберг и доктор Хорст Шуман, искавшие быстрые и эффективные методы массовой стерилизации. Желая уничтожить целые группы местного населения в Восточной Европе, Гиммлер в 1942 году дал добро на проведение соответствующих экспериментов, положив тем самым начало соперничеству двух медицинских «светил», каждый из которых жаждал отыскать некий сверхэффективный метод. В ходе экспериментов они в буквальном смысле зарезали сотни узников Освенцима, главным образом евреев.

Первый врач, профессор Клауберг – в июле 1942 года приглашенный на обед с Гиммлером и Глюксом для обсуждения планов стерилизации еврейских женщин, – вводил узницам в шейку матки вещество, которое должно было вызвать у них закупорку фаллопиевых труб. Процедура сопровождалась мучительными болями. Многие женщины умерли от осложнений, другие были умерщвлены, чтобы Клауберг мог изучить их органы. Одна из выживших, Хана Хопфенберг, позднее вспоминала, что Клауберг обращался с ними «как с животными». Во время уколов ей завязывали глаза, а Клауберг грозил убить ее, если она закричит. После войны доктор Клауберг даже не думал раскаиваться. Более того, он утверж дал, что его эксперименты представляли научную ценность и уберегли многих женщин от смерти в газовой камере. Сам он умер в тюрьме в Германии в 1957 году от апоплексического удара.

Его соперник, доктор Шуман, столь же рьяно работал в соседнем корпусе, на свой страх и риск и без каких-либо мер предосторожности подвергая подопытных воздействию высоких доз радиации (в его штате не было специалиста-радиолога). Последствиями такой методики были глубокие ожоги половых органов, инфекции и часто летальный исход. В отличие от своего конкурента доктор Шуман обычно выбирал для своих экспериментов мужчин. Один из них, Хаим Балицкий, давая после войны свидетельские показания, не удержался от слез, рассказывая о том, через что прошел. «Самое страшное, – признался он, – что у меня больше нет будущего».

Для Шумана же человеческая жизнь ничего не стоила. Он как ни в чем не бывало продолжал свои чудовищные эксперименты. Правда, в конце концов он был вынужден признать, что хирургические методы гораздо эффективнее рентгеновских лучей. Профессор Клауберг одержал победу. В июне 1943 года он доложил Гиммлеру, что его опыты близятся к завершению. При наличии необходимого оборудования и поддержки он вскоре сможет стерилизовать до тысячи женщин в день. Впрочем, на этом его эксперименты не закончились. В 1944 году в Равенсбрюке Клауберг продолжал впрыскивать женщинам различные химические вещества[2426].

Нацистские врачи также отбирали узников Освенцима для летальных процедур, проводимых в других лагерях. Один из самых нашумевших случаев – это коллекция скелетов в Университете Страсбурга. Нацистская наука прочно обосновалась здесь в 1941 году. В феврале 1942 года Гиммлер получил отчет профессора Августа Гирта, ведущего врача «Аненербе», незадолго до этого получившего назначение профессора анатомии в Страсбурге. В частности, отчет этот содержал предложение умерщвлять «еврейско-большевистских комиссаров» в целях пополнения коллекции черепов. Гиммлер ответил согласием. Вскоре этот план был расширен и включал в себя убийство специально отобранных узников Освенцима для создания расово-антропологической коллекции скелетов. В июне 1943 года три представителя «Аненербе» посетили Освенцим и лично отобрали узников из разных стран. Отобранных узников измерили, сфотографировали и сняли на кинопленку. Среди них был 42-летний Менахем Таффель, уроженец Галиции, позднее работавший молочником в Берлине, откуда и был в марте 1943 года депортирован в Освенцим (его жену и 14-летнюю дочь отправили в газовую камеру сразу же по прибытии).

В конце июля 1943 года эсэсовцы направили Таффеля и еще 86 заключенных-евреев в Нацвейлер. Здесь эсэсовцы загнали их в недавно построенную газовую камеру (кроме одной женщины, застреленной при попытке оказать сопротивление). Комендант Йозеф Крамер лично ввел в камеру синильную кислоту и наблюдал за тем, как узники умирали. Затем их трупы отправили в Страсбург, в Анатомический институт, за 60 километров от лагеря. Когда осенью 1944 года англо-американские войска приблизились к Эльзасу, Хирт и его коллеги попытались замести следы. Но им не удалось уничтожить улики. Когда солдаты союзников вошли в подвал Страсбургского института, они обнаружили там чаны, полные трупов, ампутированных конечностей, туловищ, предназначавшихся для пополнения анатомической коллекции Хирта[2427].