Транспорты смерти

Весной 1945 года последние транспорты смерти возобновили страдания тех, кому довелось пережить первые эвакуации. Заключенным не стоило надеяться на отдых во время пеших маршей, даже после того как они останавливались на ночь. Служившие для ночлега сараи были так плотно набиты людьми, что спать в них было невозможно. Те, кому выпало провести ночь под открытым небом – в каменоломнях, в поле, на лесных полянах, – дрожали от холода и мокли под дождем. Часто происходили драки, когда более сильные узники отнимали у слабых еду и одеяла[3248]. По пути во временные лагеря эсэсовцы иногда перегруппировывали заключенных. Самый крупный из подобных лагерей был организован 23 апреля 1945 года, когда первые колонны марша смерти из Заксенхаузена остановились возле деревни Белов. Даже самый примитивный лагерь-филиал был лучше оборудован по сравнению с лесом близ Белова. Здесь примерно 16 тысяч мужчин и женщин были вынуждены ночевать в ямах или в шалашах, сложенных из веток. Днем они грелись у костров или бродили в поисках съестного – коры деревьев, кореньев и насекомых. Лишь спустя несколько дней узники получили нормальную еду, когда на грузовиках подвезли продуктовые посылки Международного Красного креста. Раздача молока, мясных консервов и фруктов, несомненно, спасла немало человеческих жизней. Однако сотни людей умерли прежде, чем 29–30 апреля 1945 года колонны заключенных снова двинулись в путь[3249].

Во время этих последних эвакуаций значительно увеличилось число жертв массовых казней. Из-за растущего нежелания рядовых охранников запятнать себя кровью в последние дни, перед окончательным разгромом Германии, лагерное руководство часто поручало убийство заключенных эсэсовцам, шедшим в арьергарде колонн этих «маршей смерти». Например, так называемую погребальную команду одного «марша смерти» из Флоссенбюрга возглавлял не кто иной, как Эрих Мусфельдт, бывший начальник крематориев в Майданеке и Бжезинке, с которым мы расстались в тот момент, когда он размахивал частями человеческого тела, привлекая к себе внимание женщин-охранниц. Ветераны СС вроде Мусфельдта, давно привыкшие убивать людей, время от времени издевались над заключенными и пытали измученных узников перед тем, как выстрелить в них[3250].

Тот факт, что множество закоренелых эсэсовских убийц были ярыми антисемитами, а их многочисленные жертвы евреями, дал повод некоторым историкам называть весну 1945 года с последними транспортами смерти заключительным этапом холокоста: закрыв газовые камеры, евреев начали уничтожать другими методами[3251]. Нет никакого сомнения в том, что евреи составляли немалую долю заключенных в этих «маршах смерти» – от трети до половины. Много их было и среди умерших[3252]. И все же в ходе эвакуации эсэсовцы не сделали ни малейшей попытки начать систематическое поголовное уничтожение евреев. На этот раз и приказа сверху с требованием геноцида евреев не было. Наоборот, Гиммлер вступал в переговоры о судьбе евреев и использовал их в качестве заложников. Именно поэтому при приближении войск противника евреев чаще большинства других заключенных эвакуировали из лагерей первыми. В последних транспортах смерти с евреями обращались так же, как с другими заключенными[3253]. Евреи часто шли в колоннах бок о бок с остальными заключенными и разделяли одну судьбу. Фактически номера узников и арестантские робы путались или их не было вовсе, и многие евреи, пользуясь суматохой последних недель войны, когда личные дела уничтожались или терялись, скрывали национальную принадлежность, поэтому часто их было не отличить от других заключенных. В конечном счете выживание зависело преимущественно от удачи и физических сил[3254].

Даже когда эсэсовцы специально отбирали евреев для отдельной транспортировки, это вовсе не было прелюдией к их массовому уничтожению. Многие конвои, сопровождавшие поезда с «подлежащими обмену евреями» из Берген-Бельзена 10 апреля 1945 года, состояли из деморализованных пожилых людей – бывших солдат, практически не трогавших заключенных. Некоторые делились с ними едой и сигаретами, а начальник эшелона пытался в пути раздобыть продовольствие. Время от времени охранники даже позволяли заключенным выйти из вагонов и прогуляться по сельской местности в поисках съестного. Прежде подобное в ходе эвакуации было совершенно немыслимо[3255].

Все это подводит нас к главному выводу: основная цель подобных эвакуаций заключалась не в уничтожении евреев или других заключенных[3256]. Массовая гибель заключенных от истощения, голода, болезней и пуль была неизбежным результатом, но не самоцелью. Когда дело доходило до массового уничтожения, вроде бессмысленных боен в последние часы войны, в распоряжении эсэсовцев все еще имелись более эффективные средства[3257]. Но как бы то ни было, эти транспорты апреля и начала мая 1945 года оказались смертельными для десятков тысяч людей, умерших на дорогах Германии, в поездах и на судах, включая и убитых солдатами армий-освободительниц. Возможно, это была самая трагическая глава в истории последних эвакуаций[3258].

Все больше заключенных погибали от «дружественного огня», когда в 1944 году участились налеты англо-американской авиации, бомбившей немецкие заводы, на которых эксплуатировался рабский труд заключенных концлагерей. Один из самых смертоносных авианалетов состоялся 24 августа 1944 года, когда американские самолеты совершили рейд на оружейные мастерские Бухенвальда. При этом погибло почти 400 заключенных, в том числе и бывший председатель фракции СДПГ в рейхстаге Рудольф Брейтшейд. Погибли и эсэсовцы – более ста человек, – а также члены их семей. Герхард Маурер, фактически возглавлявший отдел D, потерял жену и троих детей, когда бомба попала в бомбоубежище[3259]. Бомбили и другие главные лагеря, а также отдельные филиалы[3260].

Отношение заключенных к этим авианалетам было неоднозначным. Они радовались тому, что гибнут их мучители-эсэсовцы, что господство их будущих освободителей в воздухе приближает конец войны, и в то же время они понимали, что потенциальные освободители могут убить и их, поскольку бомбы не отличают преступников от жертв. Когда в октябре 1944 года заключенные Дахау, работавшие на метизном заводе, попали под град бомб, они подумали, «что это конец для всех нас», как записал в тайном дневнике вскоре после налета Эдгар Купфер, лежа в лазарете со сломанной ногой[3261].

Угроза для жизни заключенных с воздуха усилилась в первые месяцы 1945 года, когда англо-американские бомбардировщики сбросили рекордное количество бомб, а истребители с бреющего полета обстреливали и военных, и гражданских. Среди их целей был и пресловутый кирпичный завод в Ораниенбурге, который 10 апреля 1945 года сровняли с землей, похоронив в его развалинах сотни заключенных. Состоявшийся несколькими днями ранее авианалет на Нордхаузен унес еще больше жизней – в «зоне смерти» Бельке погибло 1300 человек[3262]. Еще больше жертв было в окрестностях лагеря. Особенно уязвимы были эвакуационные эшелоны. Вечером 8 апреля 1945 года, например, при налете американской авиации на товарную станцию в Целле частично разбомбили длинный железнодорожный состав из Нойенгамме и Бухенвальда, в котором находилось почти 3500 заключенных. Несколько сот человек было убито, большое количество узников получило тяжелые ранения[3263].

Однако крупнейшая катастрофа произошла в самом конце войны, 3 мая 1945 года. Во время британского авианалета на немецкие корабли вблизи Киля и Любека несколько бомб попали в стоявшие в бухте Нойштадта грузовые суда «Тильбек» и «Кап Аркона». Срочное предупреждение от Швейцарского Красного Креста, что на них находятся заключенные, англичане получили с опозданием. Узники, выжившие после взрывов и пожаров на борту, умерли от переохлаждения или утонули, некоторых расстреляли английские истребители. «Я успел немного отплыть, – вспоминал позднее Анатолий Куликов, – но мои силы были на исходе». Его спасли товарищи, втащив в спасательную шлюпку, – кто-то из 500 счастливчиков, переживших эту, быть может, крупнейшую в истории военно-морскую катастрофу, жертвами которой стали более 7 тысяч человек[3264].