Светлые дни в Освенциме

В начале 1947 года Рудольф Хёсс в краковской тюрьме убористо исписывал бумагу (114 листов бумаги с обеих сторон). Бывший комендант Освенцима оглянулся в прошлое, вспомнил о своей семейной жизни в Освенциме. Хотя сам он был всецело поглощен вверенным его заботам лагерем, семья коменданта беззаботно наслаждалась жизнью. «Да, моей семье жилось в Освенциме хорошо. Каждое желание, возникавшее у моей жены, у моих детей, исполнялось», – писал он. Они занимали просторную виллу, расположенную вблизи лагерной зоны, обставленную прекрасной деревянной мебелью в излюбленном эсэсовском стиле. Здесь Хёсс с женой принимали гостей – подчиненных коменданта лагеря, командный состав местных эсэсовских охранников и заезжих сановников. «Дети могли жить свободно и безмятежно, – вспоминал Хёсс, – а у жены был настоящий цветочный рай». Ее садовник, заключенный-поляк Станислав Дубель, выращивал для нее экзотические растения, и фрау Хёсс пользовалась услугами портних, парикмахерш из числа женщин-заключенных (включая евреев). Четверо детей (пятый ребенок родился в сентябре 1943 года) были поручены заботам двух женщин-заключенных, пожилых немок, членов секты свидетели Иеговы. Дети Хёсса обожали играть с лошадками-пони или с другими животными, специально доставленными или отловленными для них, – черепахами, кошками, ящерицами. Но самой большой радостью, как вспоминал Хёсс, было купание «вместе с папой» в реке Соле (приток Вислы. – Пер.) или в «лягушатнике» в саду, буквально в нескольких десятках метров от главного лагеря[2063].

Общественная жизнь в Освенциме бурлила. Особой популярностью пользовались спортивные состязания. 14 июля 1944 года Хёсс официально и даже в письменной форме поздравил унтершарфюрера Винтера, завоевавшего титул чемпиона Верхней Силезии по стрельбе, метанию диска и копья. Команды лагерной охраны успешно соперничали с приезжими спорсменами. 6 сентября 1942 года, например, на местном стадионе состоялся футбольный матч с гостями из Ораниенбурга (правда, всего несколько часов спустя после этого радостного события несколько сотен евреев из Дранси были отравлены газом в соседней Бжезинке). Чтобы расслабиться после тяжелого лагерного дня, эсэсовцы всех званий и должностей имели возможность посещать сауну штаба комендант». Развлечений хватало. В лагере уже давно существовал театр, на сцене которого выступали актерские коллективы, цирковые артисты (которых собирали по лагерям). Уже в декабре 1944 года, всего за несколько недель до того, как лагерь пришлось бросить, Юпп Хуссельс, известный в Третьем рейхе киноактер-комик и ведущий утренних програм нацистского радио, прибыл на гастроли в Освенцим развлекать, видимо, приунывших эсэсовских охранников[2064].

Музыка также занимала значительное место. В комплексе Освенцима было несколько оркестров, включая симфонический (80 музыкантов), и единственный женский ансамбль в концентрационном лагере (руководимый заключенной Альмой Розе, дочерью известного венского скрипача). Основной их обязанностью было обеспечивать музыкальное сопровождение ежедневной церемонии отправки лагерных команд на работы (как и возвращения с работы), они регулярно давали и концерты. Многие служащие весьма ценили эти мероприятия, причем не столько из-за музыки, сколько как способ хоть ненадолго вырваться из лагерной серятины Освенцима. Кроме того, заключенные давали концерты и в узком кругу слушателей – как классической музыки для более серьезной публики, так и эстрадной. Голландскому заключенному Рихарду ван Даму, например, часто приказывали явиться в снискавший страшную славу политический отдел Освенцима, где певец исполнял американские джазовые композиции, такие как «Я сейчас ничей возлюбленный», под аккомпанемент на аккордеоне роттенфюрера Пери Броада, известного талантом не только по части музыки, но и допросов с пристрастием[2065].

Развлечения за лагерным ограждением включали культпоходы в кино в город Освенцим (Аушвиц), хотя излюбленным местом посещения лагерных эсэсовцев был Haus der Waffen СС (Клуб ваффен СС) вблизи железнодорожной станции, где имелись номера для гостей и неплохой ресторан «только для немцев»; узницы концентрационного лагеря работали там горничными и поварихами. У офицеров СС между тем было свое собственное помещение, расположенное в здании неподалеку от главного лагеря, где они встречались по вечерам, ужинали, пили, играли в карты. Особо избранным из числа лагерных эсэсовцев был доступен в выходные дни так называемый Домик у Солы. Простоватая бревенчатая хижина, построенная заключенными на живописном речном берегу приблизительно в 35 километрах от главного лагеря Освенцим, была рассчитана на отдых примерно 20 человек, здесь летом можно было окунуться в воду расположенного в двух шагах озера, а зимой пробежаться на лыжах[2066].

Существовали и предназначавшиеся для лагерных эсэсовских охранников бордели. В глубоком тылу, то есть в Германии, эсэсовцы обычно посещали существующие муниципальные бордели. Ничего подобного в Освенциме не было, но власти все же открыли бордель с проститутками-немками в соответствии с приказом, который Освальд Поль отдал во время инспекционной поездки в лагерь в сентябре 1942 года. Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер в целом одобрял подобные инициативы, поскольку опасался, что его войска изголодаются по противоположному полу. Но новый бордель в Освенциме не предназначался для всех без исключения лагерных эсэсовских охранников. Одержимые расовой навязчивой идеей, нацисты не допускали туда охранников из числа украинских СС, те, по их мнению, должны были довольствоваться борделем, открытым для иностранных рабочих «ИГ Фарбен»[2067].

Хотя Освенцим существовал по принципу самодостаточности, все-таки контакты с внешним миром существовали и поддерживались. Проинструктированные о запрете на общение с поляками, эсэсовцы общались с городскими немцами, прибывшими в этот регион в рамках общей программы «германизации». Немцы вынашивали планы относительно превращения города Освенцим (Аушвиц) в крупный центр с большими жилыми комплексами, дорогами, площадями и стадионами. По мере развертывания холокоста близлежащий город постепенно превращался в огромную стройплощадку (лишь несколько проектов было завершено к тому времени, когда немцы сбежали оттуда в начале 1945 года). Состав местного населения также подвергся изменениям. Нацистская этническая чистка привела к высылке тысяч поляков и евреев и притоку к осени 1943 года приблизительно 7 тысяч немцев; большинство из них привлекали финансовые вознаграждения и занятость на Востоке, они работали на фирму «ИГ Фарбен». Новая гражданская элита устанавливала связи с лагерными охранниками, знакомясь с ними в театре и на других развлекательных мероприятиях, включая празднование Рождества или званые обеды[2068].

Присутствие СС в городе Освенциме нельзя было не заметить. Эсэсовское поселение превратилось в район города, поскольку эсэсовские управленцы-менеджеры захватывали все больше зданий для размещения растущего штата. Самые хорошие здания были зарезервированы для офицеров, а большинство рядового состава размещалось в больших бараках.

Семейные офицеры имели возможность пригласить своих родных в гости, и те приезжали иногда на несколько недель. Зачастую даже целые семьи прибывали в Освенцим. Дети некоторых эсэсовцев всю жизнь провели в окружении лагерных СС. Сын и дочь первого лагерфюрера Освенцима Карла Фрича, например, родились в городке охранников Дахау. Там они прожили семь лет, в течение которых ходили в местный детский сад, затем семья Фрича отправилась в Освенцим, где они заняли первый этаж большого дома. Там же они встретили и некоторых знакомых из Дахау, включая бывших соседей. В город Освенцим направилось столько семей, что местные фюреры СС летом 1944 года в конце концов вынуждены были отказаться от этой практики[2069].

Что же так привлекало в Освенцим семьи эсэсовцев? Кроме радости от воссоединения с семьями женатые эсэсовцы стремились выбраться из бараков и занять благоустроенные квартиры. Их жены и дети между тем получали возможность спокойно жить без бомбежек авиации союзников, сотрясавших всю Германию. Кроме того, жизнь при лагере нередко означала и социальный рост: из ничтожеств на родине они враз превратились в нечто. Семьи служивших в лагере Освенцим офицеров СС занимали довольно видное положение, позволявшее им вести жизнь, о которой они и мечтать не могли. Выходцы из весьма скромных социальных прослоек внезапно перемещались на уровень выше, становясь представителями уже среднего класса, обитавших в виллах с фруктовыми садами и в окружении целой свиты дармовой прислуги[2070].

Присутствие семей в значительной степени снижало морально-психологическую нагрузку, как мы уже имели возможность убедиться в этом на примере доктора Дельмотта. Дети и жены обеспечивали душевный комфорт, эсэсовские офицеры с нетерпением дожидались конца службы, когда они спокойно могли поужинать в кругу семьи и хоть ненамного опомниться от лагерных ужасов. После отъезда жены и детей в Германию главный гарнизонный врач доктор Эдуард Виртс писал супруге в декабре 1944 года: «Когда ты с малышами была здесь… мне казалось, и войны никакой нет!»[2071]

Тема лагеря не была табу в эсэсовских семьях Освенцима, невзирая на официальный запрет обсуждения служебных обязанностей[2072]. Правда, пределы все же существовали. Когда Рудольф Хёсс однажды заметил, как его дети играют в «капо и заключенных» в саду, он, рассвирипев, сорвал цветные треугольнички с их одежды. Все же слишком было для коменданта Хёсса, чтобы его собственные дети в его личном святилище устраивали подобные шоу[2073]. Однако эсэсовцы Освенцима часто обсуждали лагерные темы с родственниками и друзьями, причем так было не только в Освенциме, но и в других концлагерях[2074]. Даже сам комендант Хёсс вопреки собственным же распоряжениям обсуждал нацистское «окончательное решение» с женой, которая, судя по всему, считала своего мужа кем-то вроде «специального уполномоченного по истреблению евреев в Европе»[2075].

Жизнь семей эсэсовских охранников была неотделима от лагеря. Еда, мебель, одежда и даже игрушки появлялись из лагерной зоны Освенцима, как и заключенные, используемые в качестве слуг и работников. Жены и дети эсэсовских охранников присутствовали и на официальных публичных мероприятиях, таких как празднование Рождества, посещение кинозалов и спектаклей кукольного театра[2076]. Что касается творимых в лагере преступлений, зловонный дым крематория Бжезинка (Биркенау) «висел над всем районом», как отмечал Хёсс позже. По вечерам, когда эсэсовцы возвращались домой, от их форменной одежды и обуви разило лагерным смрадом распада и смерти[2077]. Родственники охранников допускались даже на территорию лагерной зоны Освенцима, хотя официально это запрещалось. Но эсэсовцы регулярно показывали подвластные им участки своим женам или подружкам, вероятно, чтобы удовлетворить их любопытство[2078]. Члены семей охранников пользовались медицинскими учреждениями СС на территории лагеря – один лазарет располагался прямо напротив старого крематория, другой – вблизи так называемого цыганского лагеря. Заключенные в таких случаях служили объектами развлечения. Летом 1944 года лагерфюрер Бжезинки Иоганн Шварцхубер заставил советских заключенных плясать у электропроводов лагерного ограждения, желая таким образом повеселить жену и детей, наблюдавших с другой стороны. Дети некоторых охранников заходили на территорию лагерной зоны, несмотря на попытки матерей оградить их от созерцания зверств. Надо сказать, что подобные визиты стали настолько частым явлением, что в июле 1943 года решил вмешаться сам комендант Хёсс, запретивший появление детей лагерных охранников на территории зоны для заключенных и любые контакты с узниками как недопустимые с точки зрения морали[2079].

Иными словами, правда о лагере была известна семьям эсэсовских охранников Освенцима. Впрочем, это не мешало их женам поддерживать мужей и благоденствовать в отведенной для них комфортабельной резервации. И потом, пусть хотя и неофициально, но подобная поддержка была идеологически обусловлена. Некоторые жены эсэсовцев были пылкими последовательницами нацистского мировоззрения. И будущая фрау Хёсс познакомилась со своим супругом на митинге крайне правых в 1920-х годах. Часть жен охранников, возможно, и относились к заключенным скорее гуманно, но так или иначе своей поддержкой мужей потворствовали их преступлениям, втихомолку или же открыто. Выступая в роли жен эсэсовцев, они, пытаясь создать подобие человеческих условий в этом богом забытом краю, вольно или невольно становились соучастницами творимых злодеяний[2080].

Естественно, и жен эсэсовских охранников влекла в Освенцим материальная выгода – немногим из них выпало жить в такой роскоши. И так было не только в Освенциме, но и в любом другом концлагере на территории оккупированной нацистами Восточной Европы. В конце 1970-х вдова бывшего коменданта лагеря Плашув Гёта с великой грустью вспоминала о своей жизни в статусе супруги коменданта – нет, нет, все эти преступления, несомненно, ужасны, но «какие чудесные были времена», увы, они миновали: «Мой Гёт был королем, а я – королевой. Кому не хотелось бы оказаться на нашем месте?»[2081] Не отстает от нее и фрау Хёсс, которая тоже чувствовала себя настолько счастливой, что оставалась в Освенциме вместе с детьми, даже когда ее мужа осенью 1943 года перевели в Ораниенбург в Главное административно-хозяйственное управление СС-D (ранее Инспекция лагерей). Ее расточительность подпитывалась за счет поставок СС и убитых в Бжезинке евреев. Ее платяной шкаф был забит одеждой и обувью убитых в лагере женщин, а в кладовой хранились запасы сахара, муки, шоколада, мяса, колбас, молока и всего, чего угодно. Когда в конце 1944 года подошло время спешно убраться из роскошной комендантской виллы в связи с приближением советских войск, семье Хёсс понадобилось несколько грузовиков для транспортировки награбленного в безопасное место[2082]. Разумеется, они были не единственными ворюгами среди лагерных эсэсовцев – паутина коррупции покрывала все концентрационные лагеря на оккупированных территориях Восточной Европы.