Смерть в пути

Никто не знает, сколько узников концлагерей умерло при эвакуации начала 1945 года на обледенелых дорогах, в переполненных товарных вагонах, в рвах и в лесах. По всей видимости, количество жертв исчисляется десятками тысяч человек, среди них, по некоторым оценкам, 15 тысяч мужчин, женщин и детей из оставленного немцами комплекса Освенцим[3087]. Хотя в памяти народа эта эвакуация в первую очередь ассоциируется с пешими «маршами смерти», большую часть пути к новым концлагерям в глубине рейха заключенные, как правило, преодолевали все-таки по железной дороге. Условия в этих поездах были неизмеримо хуже по сравнению с проходившими ранее эвакуациями из западных лагерей, таких как Нацвейлер-Штрутгоф. Эти эшелоны стали средоточием всех ужасов концлагерей. Поскольку пассажирских вагонов не хватало, немецкие власти использовали главным образом открытые товарные вагоны для перевозки угля, не защищавшие от непогоды. Страдания перевозимых заключенных усугубляли задержки в пути. Несмотря на то что большинство поездов в конечном итоге добирались до пункта назначения, но по перегруженной и местами разрушенной сети немецких железных дорог они тянулись подчас по нескольку дней[3088]. Один из самых смертоносных транспортов отбыл из филиала Освенцима, концлагеря Лаурахютте, 23 января 1945 года. Поезд шел мучительно медленно, часто делая долгие остановки. Спустя неделю, когда он наконец прибыл в Маутхаузен, каждый седьмой заключенный в его вагонах был мертв[3089].

Однако для большинства заключенных мучительное испытание эвакуацией начиналось не в поездах, а в предшествовавших посадке на них «маршах смерти», унесших в начале 1945 года немало человеческих жизней. Перед отправкой на новое место заключенным выдавали немного еды. Один из переживших ужасы Освенцима узников вспоминал, что получил банку консервированной говядины и две заплесневелые буханки хлеба. Эта порция предназначалась на несколько дней пути, но оголодавшие заключенные нередко съедали все еще до выхода из лагеря[3090]. Вскоре голод отнимал у них последние силы, и они шли словно в трансе. Иногда даже друзья переставали узнавать друг друга[3091]. Но пешие марши не превратили заключенных в безликую массу. Отдельные малочисленные группы взаимной поддержки благополучно сохранились, и близкие друзья и члены семьей, как могли, помогали друг другу. Нередко первыми падали и погибали именно шедшие в одиночку. Легче – как в лагере, так и на марше – было привилегированным узникам, более здоровым и сытым, в крепкой обуви и теплой одежде, по сравнению с остальными, которые ковыляли в жалких лохмотьях и деревянных башмаках и вскоре выбивались из последних сил, падали и умирали[3092]. Направленный Освальдом Полем инспектировать эвакуацию восточных лагерей, Рудольф Хёсс легко находил ушедшие вперед колонны заключенных: достаточно было просто идти туда, где путь устилали мертвые тела[3093].

Смертность на маршах сильно зависела от таких факторов, как наличие съестных припасов и расстояние[3094]. Хотя главными убийцами узников были болезни и физическая усталость, немало их погибло и от пуль охраны. В соответствии с уставом любой узник, отбежавший к обочине испражниться, как заподозренный в побеге мог стать законной добычей эсэсовцев и подлежать расстрелу[3095]. И хотя в директивах эсэсовского руководства не содержалось четких указаний по обращению с больными заключенными, их убийство было в лагерях широко распространенной практикой. Большинство заключенных гибло в одиночку от эсэсовской пули, потеряв силы и отстав от основной колонны, но имели место и массовые убийства. Например, во время марша из Блеххаммера, филиала Освенцима, эсэсовцы погрузили больных узников на сани и подорвали ручными гранатами[3096].

Среди старших офицеров СС подобных убийц было немного, поскольку большая часть лагерного начальства эвакуировалась заблаговременно. Вопреки призывам мужественно сражаться против Советов, высокопоставленные нацисты бежали первыми. Рудольф Хёсс с горечью рассказывал, что комендант Освенцима Рихард Баер бежал в комфортабельном лимузине, успев значительно оторваться от наступающего противника[3097]. Другие коменданты тоже поспешили прочь, оставив руководить эвакуацией подчиненных. В основном эта обязанность легла на младший командный состав СС, служивший в лагерях-филиалах. Но эти командиры физически не могли полностью проконтролировать ход эвакуации и растянувшиеся на многие километры колонны заключенных, а поэтому решение спускать курок часто принимали отдельные охранники по своему усмотрению. «На практике любой охранник сам решал, в кого стрелять, а в кого нет», – вспоминал один из эсэсовцев после войны. Иногда палачами становились женщины, ломая последнее гендерное табу концлагерей. Но большинство палачей были мужчинами, не исключая и пожилых солдат, призванных на службу совсем недавно[3098].

В начале 1945 года страх перед наступающей Красной армией охватил многих нацистских преступников. Советские солдаты, войдя на территорию Третьего рейха, нередко мстили немецкому населению. Германия полнилась слухами о массовых убийствах гражданских лиц, умело раздуваемыми в своих целях пропагандистской машиной нацистов. Многие рядовые немцы видели в этих преступлениях неминуемую расплату за творившиеся в концлагерях зверства, «показавшие врагу, что он может с нами делать, если победит». А сами лагерные охранники были полны решимости вовремя скрыться от наступающей Красной армии. Если изможденные заключенные замедляли ход и их больше не удавалось подгонять окриками и ударами, охранники все чаще спускали курок[3099]. Желание охранников спасти шею от виселицы стало причиной большой бойни в ходе этой эвакуации лагерей. В конце января 1945 года марш смерти, состоявший примерно из трех тысяч заключенных Штуттгофа (преимущественно еврейских женщин), прибыл в город Пальмникен (ныне Янтарный. – Пер.) в Восточной Пруссии. Оказавшиеся в ловушке между Балтийским морем и наступающими советскими войсками эсэсовцы, желая спастись, погнали заключенных к ближайшему берегу и принялись косить их пулеметными очередями. Раненые и чудом выжившие после расстрела утонули или замерзли. Море несколько дней выбрасывало на берег их тела[3100].