Работа и наказание

Хотя всеобщий принудительный труд и стал существенным элементом системы концлагерей, не он один был ее основополагающим принципом. В первых лагерях труд играл куда менее доминирующую роль. В стремлении создать как можно больше мест временного содержания под стражей некоторые чиновники просто игнорировали его. Те, кто действительно подчеркивал важность труда, нередко были вынуждены отказываться от этой идеи, поскольку в условиях массовой безработицы в стране было нелегко обеспечить работой, в том числе и заключенных. Кроме того, сыграло роль и отсутствие единого мнения (в особенности в отделениях для содержания заключенных государственных тюрем, подвергшихся превентивным арестам) относительно того, следует ли вообще принуждать заключенных работать или же последовать давней немецкой традиции содержать политических заключенных как своего рода «благородных преступников» (пример тому Адольф Гитлер, который использовал время заключения в крепости Ландсберг в 1924 году после неудавшегося путча для написания своего сочинения – книги «Майн кампф»). И в 1933 году в первых концлагерях такое явление, как неработающие заключенные, было явлением отнюдь не редким. Иногда охранники устраивали им занятия по строевой и физической подготовке. Но так было не везде. В других первых лагерях заключенные не работали, а просто находились в камерах или бараках[927].

Узники лагеря, которых принуждали работать в 1933 году, сталкивались с двумя главными типами труда. Во-первых, с работой вне пределов лагеря, что расширяло представление о терроре нацистов. Заключенные использовались на работах по осуществлению крупномасштабных проектов якобы во благо страны (например, дренаж торфяников в Эмсланде) или в целях совершенствования местной инфраструктуры – на строительстве дорог, укладке железнодорожных путей, прокладке каналов, в сборе урожая; в Бреслау заключенные даже очистили заросший тиной водоем с тем, чтобы местные жители использовали его как место для купания. Во-вторых, многие заключенные, в особенности крупных конц лагерей, использовались при производстве внутрилагерных работ – сносе старых или возведении новых зданий и построек, установке проволочных заграждений и т. д. Другим поручались и более ответственные задачи – уборка помещений, приготовление и раздача пищи[928]. В теории этот труд узников служил чисто практическим целям, но на самом деле на первый план опять же выдвигалось насилие, поскольку охранники не упускали случая лишний раз помучить самых неугодных заключенных. На долю таких заключенных чаще всего выпадала и бессмысленная работа; так, в лагере Хойберг, например, известные политические заключенные должны были заполнять корзины галькой, потом высыпать ее и наполнять корзины вновь, и так до бесконечности[929].

В период упорядочения функционирования концентрационных лагерей в середине 1930-х годов появилась установка на всеобщий принудительный труд. Дело в том, что лагерные СС никак не могли смириться с тем, что заключенные «бездельничают», поэтому обязательный труд был введен для всех. Директивы Теодора Эйке для Эстервегена гласили: «Любой отказывающийся работать, уклоняющийся от работы или симулирующий неработоспособность вследствие болезней, плохого самочувствия и так далее должен расцениваться как неисправимый и привлекаться к ответственности»[930]. Между тем СС положили конец большей части работ вне концентрационных лагерей. Пытаясь оградить лагеря от любопытных глаз, они даже прекратили гонять заключенных на торфяники в Эстервегене.

Эсэсовцы, рассматривая возможности рационального использования труда заключенных, в середине 1930-х годов пристальное внимание обратили на внутрилагерные работы. Все пять концентрационных лагерей, открытых с 1936 по 1939 год, начиная с Заксенхаузена, сооружались самими заключенными, и самыми трудными были первые недели и месяцы в новом лагере; позже оставшийся в живых узник Бухенвальда Ойген Когон писал: «Страдания сплачивали». Летом и осенью 1937 года первые заключенные Бухенвальда валили деревья, возводили бараки, рыли траншеи и таскали камни по 12 часов в день, а то и больше, поскольку лагерь рос медленно. Болезни и травмы были повседневным явлением, и тех заключенных, которые не выдерживали огромных нагрузок, как, например, физически слабый Ганс Литтен, охранники подгоняли дубинками и палками. Более того, заключенные должны были выносить примитивные условия быта, что было тоже типично для всех новых лагерей. Вначале в Бухенвальде не было ни коек, ни одеял, ни водопровода; грязь была везде, она прилипала к обуви заключенных, к одежде, грязь была на их лицах. Такие условия, в соединении с насилием эсэсовцев и страшными физическими нагрузками, имели гибельные последствия. Между августом и декабрем 1937 года в новом лагере Бухенвальд умерло 53 заключенных (за тот же самый период в уже достроенном Заксенхаузене умерло 14 заключенных). Конечно, тяжелые строительные работы не прекращались и после возведения бараков. Ни в одном из крупных лагерей строительные работы никогда не заканчивались, эсэсовцы продолжали эксплуатировать заключенных на ремонтных и других работах – лагеря постоянно расширялись; за предвоенные годы около 90 % всех заключенных Бухенвальда были заняты на внутрилагерных работах[931].

В середине 1930-х годов лагерные СС преследовали и другие, чисто экономические цели. Гиммлер и фюреры СС не располагали реальной долгосрочной стратегией и не проявляли желания заниматься крупномасштабным производством. Вместо этого СС обзавелись тьмой мелких и непонятных фирм вне концентрационных лагерей, в частности фабрикой фарфоровых изделий, производившей явный китч – статуэтки собачек, фигурки членов гитлерюгенда. Что касается самого ценного ресурса в руках СС, заключенных, за их использованием обычно следили коменданты лагерей[932].

Коменданты, в свою очередь, оставляли большую часть инициативы за охранниками, нередко рассматривавшими труд как благовидный предлог для насилия, – в конце концов, каким бы спешным ни был тот или иной проект, всегда оставались возможности поиздеваться зад заключенными. Много лет спустя Генрих Науйокс все еще помнил один из дней 1936 года, когда один из эсэсовцев вдруг заставил его и нескольких других заключенных Заксенхаузена прекратить разравнивать расчищенный участок леса и вырыть на нем глубокие ямы. «Мы просто превратились в роботов», – вспоминал Науйокс. Под ударами дубинок заключенные лихорадочно перепахивали участок, который только что разровняли, пока земля не стала напоминать лунный ландшафт. «Вся наша работа до этого пошла прахом, она не имела ровным счетом никакого смысла»[933].

В целом все экономические устремления эсэсовцев в рамках концентрационных лагерей оставались, по сути, в середине 1930-х годов ничем за одним лишь исключением: лагерные мастерские в Дахау. Они были не только самыми первыми экономическими предприятиями СС, но и одними из самых значительных в довоенные годы. Все началось в 1933 году, когда лагерные СС решили организовать мастерские, покрывавшие самые насущные ежедневные потребности нового лагеря. Несмотря на протесты местных компаний о конкуренции со стороны СС, комплекс быстро рос и уже вскоре снабжал войска СС по всей Германии; к 1939 году 370 заключенных в большом плотницком цехе делали каркасы коек, столы и стулья для общего использования СС[934]. Конечно, террор СС все еще перевешивал экономические соображения. Но успех предприятия Дахау – самого прибыльного коммерческого начинания СС в предвоенные годы – благодаря принудительному труду также продемонстрировал, что заключенные могли эксплуатироваться, не ставя под угрозу главное предназначение концентрационных лагерей. Эсэсовское командование поняло, что эффективное производство вполне совместимо с террором и насилием. Это проложило путь куда более бесчеловечной и агрессивной экономической политике в конце 1930-х годов, во главе которой стала одна из восходящих звезд СС – Освальд Поль[935].