Пол и выживание

«Женщины в концлагере, – в сентябре 1944 года писал в своем дневнике Эдвард Купфер, узнав, что в зоне Дахау содержатся француженки, – это немыслимо!»[2587] В лагерях на немецкой земле, наподобие Дахау, женщин прежде не было вообще (кроме нескольких насильно помещенных в лагерные бордели), а теперь узниц было множество, однако большая их часть долго там не задерживалась. После регистрации их обычно направляли в филиалы для рабского труда[2588]. Массовый приток женщин в систему нацистских лагерей сопровождался уступками. В СС отказались от прежнего запрета на совместную работу на военных заводах узников и узниц, что смягчило эсэсовские правила поставки рабов, подчинив их отраслевым требованиям в отношении малочисленных рабочих команд заключенных. Вместо предоставления группы численностью не менее тысячи и более человек СС сократили минимальную величину «заказа» до 500 человек для женщин, увеличив число заявок[2589].

Женщины содержались в концлагерях по всей Германии. До лета 1944 года большинство таких лагерей подчинялись Равенсбрюку. Но когда подлагеря стали расти как грибы после дождя, ВФХА упростило их административную структуру. Осенью и зимой 1944 года надзор за половиной филиалов Равенсбрюка, в которых содержалось не менее 14 тысяч женщин, передали другим главным лагерям (хотя некоторые связи остались, а такие лагеря, как Бухенвальд и Флоссенбюрг, регулярно возвращали женщин-инвалидов обратно в Равенсбрюк). Поскольку главные лагеря создавали всё новые и новые филиалы, сеть женских лагерей продолжала расширяться. В конце 1944 года, по некоторым данным, насчитывалось более ста филиалов, в которых содержались женщины. Часть из них предназначалась исключительно для женщин, в других содержались и мужчины[2590]. Однако даже в смешанных лагерях мужчины и женщины, как правило, жили и работали отдельно.

Выживаемость заключенных напрямую зависела от пола. Мужчины в филиалах умирали чаще, чем женщины, как и в период эсэсовского террора до 1942 года[2591]. Сомнителен тезис отдельных историков о том, что жизненный опыт женщин как домохозяек давал им преимущества над мужчинами[2592]. Как и утверждение о якобы более сильной сплоченности женщин[2593]. Куда более важную роль играл вид выполняемых заключенными работ: в отличие от мужчин большинство женщин трудилось на промышленном производстве. В филиалах Равенсбрюка пропорция женщин, занятых в промышленном производстве и строительстве, составляла примерно 4:1. Среди мужчин картина противоположная. Для выполнения точных работ на оружейных предприятиях частные компании нередко предпочитали именно женщин, используя их на производстве боеприпасов, противогазов, кораблей и истребителей[2594].

Кроме того, узницы реже подвергались издевательствам со стороны сокамерниц и надзирательниц. Главным образом потому, что женщин эсэсовцы опасались меньше, чем мужчин. Хотя некоторые надзирательницы и предупреждали о коварстве женской натуры, лагерная администрация не слишком верила в возможность нападений на охрану и побегов со стороны женщин. Это отражалось и в штатном расписании: в «мужских» филиалах охраны было вдвое больше, чем в «женских»[2595]. Кроме того, и охраняли последние преимущественно женщины[2596]. Ни одна из них, в отличие от мужчин, не побывала на передовой и не ожесточилась. Поэтому, при всей суровости и непредсказуемости надзирательниц, насилие в отношении узниц не носило массового характера; а случаи со смертельным исходом оставались исключениями[2597]. То же самое, по-видимому, относилось и ко многим пожилым мужчинам из числа резервистов, призванным на службу в лагерную охрану. Узницы, прошедшие через лагеря-филиалы, часто отзывались о них как о довольно гуманных людях, делавших им поблажки в виде дополнительных перерывов в работе и добавок к пайку. Что касается ключевого вопроса об ужасах антисемитизма в женских лагерях-филиалах, некоторые еврейки даже вспоминали, что бывшие солдаты вермахта вели себя «весьма прилично»[2598].

Что касается смертности в упомянутых филиалах, то и здесь пол оказывался важнее «расы»: еврейки выживали чаще мужчин-неевреев[2599]. Действительно, на строительстве – расчистке развалин, раскалывании кирками каменных глыб, рытье траншей – еврейки рисковали жизнью. Свыше 4 тысяч женщин, в основном венгерских евреек, отправили в Кауферинг, где многие из них наравне с мужчинами были заняты на крайне тяжелых строительных работах[2600]. Однако в 1944 году большинство еврейских узниц лагерей на территории Германии работали в промышленности, и их шансы выжить были значительно выше[2601]. В филиалах ГроссРозена, например, уровень смертности среди евреек, занятых преимущественно на оружейном и текстильном производствах, составлял около 1 %. А на стройках лагерного комплекса Ризе, напротив, погибло свыше 27 % евреев[2602]. Таким образом, производство боеприпасов, оружия и другой продукции для нацистской военной промышленности спасло жизнь или, как минимум, отсрочило смерть тысячам еврейских женщин.

В лагерях-филиалах немало евреек были размещены вместе с остальными узницами и, даже подвергаясь при этом большим издевательствам, не были тем не менее обречены на массовое уничтожение. В Лейпциге-Шёнефельде, филиале Бухенвальда, где осенью 1944 года свыше 4200 женщин разных национальностей и профессий были заняты на производстве вооружений, с еврейками из числа квалифицированных работниц обходились почти так же, как и с узницами-нееврейками. Одна из выживших в Лейпциге-Шёнефельде узниц вспоминала, как комендант лагеря (вдобавок ветеран лагерных СС) сразу же заявил им, что судить о них будут не по желтой звезде на арестантских робах, а по результатам работы[2603].

Другие еврейки оказались в созданных специально для евреев концлагерях при заводах. Один из таких лагерей при заводе «Симменс-Шуккерт» открыли в середине октября 1944 года в Нюрнберге напротив большого кладбища в южной части города. Среди 550 его узниц была и Агнес Рожа, с которой мы познакомились в начале данной главы. Агнес, как и многих, депортировали из Венгрии сначала в Освенцим, а затем в лагеря Нюрнберга. Жили все в двух бараках, окруженных колючей проволокой. Вместе с остальными Агнес была занята на изготовлении электроприборов. В нацистской концлагерной системе подобная работа считалась привилегированной, и женщины это знали. «Нам больше не грозили ежедневные селекции или газовые камеры», – отметила 6 декабря 1944 года в дневнике Агнес Рожа. «В Освенциме я была мертвецом, – добавила она несколько недель спустя. – Лишь здесь, в Нюрнберге, начав работать, я родилась заново». Принудительный труд был изнурительным – Агнес Рожа работала по 15 часов в сутки, – но он не означал верную гибель. Условия содержания были жуткими – заключенные постоянно мерзли и голодали, – но не смертельным. Насилие было рутиной – избивали во время работы и после нее, – но не фатальным. Для заключенных это и было самым главным. Незадолго до закрытия лагеря, после налета англо-американской авиации 21 февраля 1945 года, эсэсовцы зарегистрировали не более трех смертей заключенных за весь период существования лагеря[2604].

Для большинства узниц-евреек перевод в подлагеря в центре Германии означал существенное улучшение условий содержания[2605]. Но эти женщины составляли лишь малую часть всех находившихся в концлагерях евреев. Куда больше были уничтожены в Освенциме как «нетрудоспособные». 26 апреля 1944 года после встречи с Гитлером, на которой был затронут вопрос о депортации венгерских евреев, Йозеф Геббельс записал: «Ненависть фюрера к евреям усилилась, а не ослабла… Им не избежать возмездия повсюду, куда мы только сможем до них дотянуться»[2606]. Что касается еврейских женщин и мужчин, отобранных для рабского труда, не следует забывать, что в тот период нацистская верхушка в большей мере руководствовалась сиюминутными экономическими соображениями, чем прежде[2607]. Подобные исключения не меняли сути антисемитской политики нацистских фюреров – и сохранение жизни евреев, отправленных в 1944 году на принудительные работы в филиалы крупных лагерей, представлялось отсрочкой их казни[2608]. Сами заключенные отлично понимали, что им грозит. «По большому счету, – писала 22 декабря 1944 года в дневнике Агнес Рожа, – я еще жива лишь потому, что сейчас никто не заинтересован меня убивать»[2609].