Судья в Освенциме

В связи с тем, что в 1943 году доказательства крупномасштабной коррупции в Бухенвальде росли как снежный ком, Генрих Гиммлер санкционировал проведение расширенного внутреннего расследования СС еще в нескольких концентрационных лагерях[2144]. К началу 1944 года несколько десятков офицеров работали в составе следственных групп Конрада Моргена. Для расследования запутанных дел были учреждены особые суды СС и полиции[2145]. Впрочем, число случаев коррупции, подлежавших расследованию, было ограниченно, и группа Моргена изучила ситуацию всего в пяти-шести концлагерях[2146]. Основное внимание уделялось оккупированному востоку Европы, где доступность к «собственности евреев» привела к «хорошо знакомым проявлениям коррупции», как писал в 1944 году Морген[2147]. Некоторых из лагерных эсэсовцев пришлось арестовать, включая двух комендантов. Герман Флорштедт, комендант Майданека с ноября 1942 года, сначала удостоился похвал начальства за реформирование лагеря после хаоса периода господства Коха. Но, как выяснилось уже очень скоро, Флорштедт воровал ничуть не меньше предшественника, и осенью 1943 года он был арестован по подозрению в растрате, кроме того, ему были предъявлены и другие обвинения. В случае с Флорштедтом дело до суда не дошло, тем не менее в конце марта 1945 года он все еще содержался в полицейской тюрьме Веймара. Дальнейшая судьба бывшего коменданта Майданека Германа Флорштедта неясна до сих пор[2148]. А между тем в Плашуве в сентябре 1944 года был арестован комендант Амон Гёт – тот самый помешанный на золоте Гёт, но, как и в случае с Флорштедтом, ни суда, ни приговора не последовало[2149].

Начиная с осени 1943 года Конрад Морген вместе со следователями своей группы работали в Освенциме, вскрывая один за другим случаи хищений и мошенничества эсэсовцев, включая и уже известный нам случай, когда один из санитаров лагеря попытался переправить роственникам золото, вложив в посылку золотой слиток[2150]. С тем чтобы остановить расследование Моргена, освенцимские эсэсовцы предупредили своих подчиненных «в последний раз», что принадлежавшие заключенным золото и ценности неприкасаемы и что все те, кто «запятнал себя такими грязными делами», как воровство, будут изгнаны из рядов СС и понесут строгое наказание[2151]. Но коррупция слишком глубоко въелась в души личного состава лагерной охраны, чтобы решить эту проблему одним махом. После нескольких месяцев пребывания в Освенциме и поисков, изучения документации и допросов охранников подчиненные Моргена арестовали несколько человек (23 унтер-офицера и 2 офицеров, как заявил впоследствии член следственной группы). И вновь обещанные драконовские меры не последовали. Даже крупным расхитителям сошли с рук их деяния, они отделались несколькими годами тюрьмы или того меньше. Другие вообще понесли символические наказания. Например, Франц Вюнш, унтер-офицер склада «Канада», пойманный с поличным во время хищения перчаток, ножей, сигарет и т. д., получил всего пять недель одиночного заключения[2152].

Расследование хищений СС в Освенциме продолжилось и в 1944 году. Ходили слухи о расширении сферы его компетенции: в июне Морген слышал, что Гиммлер якобы собрался поручить ему возглавить расследование «от Венгрии до Освенцима». Очевидно, начавшееся весной 1944 года в Бжезинке повальное истребление венгерских евреев не принесло ожидаемой выгоды. Возникли обоснованные подозрения в присвоении части богатств; неясно, было ли упомянутое расследование вообще начато[2153]. В конце концов вырисовалась и самая крупная фигура в расследовании коррупции Моргена – глава политического отдела Освенцима Максимилиан Грабнер. Роль политических отделов в системе концентрационных лагерей во время Второй мировой войны, имевших самое непосредственное отношение к массовым убийствам, резко возросла, причем именно в Освенциме это проявилось наиболее сильно. В обязанности сотрудников политических отделов входил и контроль за комплексом «газовая камера – крематорий». Грабнер, перешедший на службу в лагерную охрану Освенцима из венского гестапо, сумел обеспечить вверенному ему отделу значительную автономию, став почти независимым от коменданта Хёсса и наверняка самой грозной фигурой СС в лагере[2154]. Используя свое привилегированное положение, Грабнер без каких-либо ограничений распоряжался собственностью убитых евреев, чемоданами отсылая домой награбленное[2155]. Его схема в конце концов привлекла внимание следователей Моргена, и 1 декабря 1943 года он был снят с должности[2156].

Осенью 1944 года Грабнер предстал перед особым судом СС и полицейским судом, но рассмотрение дела вскоре приняло необычный оборот, выставив напоказ полнейшую абсурдность эсэсовской юстиции. Грабнер был обвинен не только в коррупции, он был единственным в лагере Освенцим, кого СС обвинили в несанкционированных свыше убийствах заключенных[2157]. Вероятно, Грабнер воспринял это обвинение как в высшей степени нелепое: разве он действовал вразрез с общими установками нацистского террора? Некоторые его коллеги по Освенциму, вызванные свидетелями по делу, выступили в его защиту. Рудольф Хёсс утверждал, что о деяниях Грабнера и упоминать вообще не стоило на фоне ежедневных массовых убийств в лагере. Один из бывших подчиненных Грабнера Вильгельм Богер зашел еще дальше – он, по словам очевидцев, выразил свои мысли вслух: «Мы еще слишком мало убили за фюрера и рейх!»[2158] Подобные радикальные взгляды, вероятно, разделял и Генрих Гиммлер, который, как правило, выступал в поддержку никем не санкционированных актов насилия лагерных СС. Даже изредка упрекая отдельных эсэсовцев за то, что они, дескать, явно перегибали палку, рейхсфюрер СС готов был признать, что действовали они все же в правильном направлении[2159]. И нетрудно догадаться, учитывая взгляды на происходящее самого Гиммлера и всеобщий террор в концентрационных лагерях, что вина Грабнера в превышении должностных полномочий была изначально недоказуемой. Суд над ним отложили, а впоследствии в обстановке всеобщего хаоса так и не возобновили[2160].