Советские рабы

Точно так же, как его планировщики деловито перерисовывая карту Европы, переворачивали с ног на голову целые страны, Генрих Гиммлер не мог остановиться, загоревшись идеей принудительного труда. Ему виделись огромные, заполненные рабами концентрационные лагеря, призванные воплотить в жизнь его монументальные грезы; новые колонии на Востоке будут возведены на земле, пропитанной потом и кровью концлагерных заключенных. Идея осенила Гиммлера в сентябре 1941 года, когда его взгляд упал на советских военнопленных[1607]. В то время приток советских заключенных казался бесконечным. Огромное их количество в немецком плену уже погибло, еще больше умирало (к середине октября 1941 года вермахт захватил в плен свыше 3 миллионов человек), и Гиммлер рассматривал их как незадействованный ресурс. Сначала нацистские вожди запрещали их использование для нужд немецкой военной экономики, поэтому они часто сидели без дела в руках вермахта. Когда в конце лета 1941 года решимость изолировать советских военнопленных ослабевает, Гиммлер хватается за благоприятную возможность: почему бы не использовать часть из них на принудительных работах в концлагерях?[1608]

Гиммлер незамедлительно обратился с ходатайством относительно советских военнопленных и получил поддержку Гитлера[1609]. 15 сентября 1941 года он, видимо, обсуждал свои планы с ближайшими доверенными лицами, Рейнхардом Гейдрихом и Освальдом Полем; в тот же день он, вероятнее всего, о том же советовался и с крестным отцом концлагерей Теодором Эйке. На следующее утро снова позвонил Полю; детали их разговора нам неизвестны, но дневниковые записи раскрывают масштабы замыслов Гиммлера: «Перенаправить в концентрационные лагеря 100 тысяч русских»[1610]. Вскоре Гиммлер эту астрономическую цифру удвоил. И срочно сорванные с чертежных досок радикальные эсэсовские планы быстро заменили еще более радикальными. К 22 сентября 1941 года, когда Гиммлер встречался с инспектором концлагерей Глюксом (которого в общих чертах ввели в курс дела), для концлагерей ему хотелось получить уже 200 тысяч военнопленных[1611]. Переговоры с ОКХ (Главным командованием сухопутных войск) шли полным ходом, и достижение соглашения много времени не потребовало: в конце сентября армия решила предоставить в распоряжение Гиммлера до 100 тысяч советских военнопленных[1612]. Все, казалось, говорило о том, что рейхсфюрер СС быстро и легко достиг своей первоначальной цели.

Еще до завершения переговоров с армией лагерные эсэсовцы подготовились к притоку советских пленных. Часть этих заключенных, решил Гиммлер, будет направлена в существующие лагеря. 15 сентября 1941 года, в тот же день, когда он встречался с Гейдрихом, Полем и Эйке, Инспекция концентрационных лагерей разослала комендантам срочный телекс с запросом, какое количество военнопленных те способны принять. Основной план предусматривал разместить их, по возможности, в новых бараках, однако, торопя события, местные лагерные эсэсовцы очищали от других заключенных и старые. К октябрю 1941 года в Нойенгамме, Бухенвальде, Флоссенбюрге, Гросс-Розене, Заксенхаузене и Дахау, а также Маутхаузене, призванном стать крупнейшим объектом подобного рода на территории Германии в довоенных границах, спешно завершалось сооружение заграждений, отделявших от остальных подразделений особые зоны, обозначенные табличками «Трудовые лагеря военнопленных»[1613].

Однако после решения эсэсовских планировщиков построить два новых крупных концентрационных лагеря в оккупированной Польше основную массу советских военнопленных предполагалось отправить в другое место. Первый заложили вблизи Люблина, примерно в 150 километрах от Варшавы, и он получил известность как Майданек (от названия северного района Люблина Майдан-Татарски). Майданек был первым концлагерем на территории генерал-губернаторства. На первом этапе оккупации Польши нацистское руководство выступало против подобного лагеря. В мае 1940 года генерал-губернатор Ганс Франк заявил высокопоставленному немецкому чиновнику полиции, что это излишне: «На нашем пятачке любых подозреваемых необходимо ликвидировать безотлагательно». Но в ходе своего визита 20 июля 1941 года Гиммлер избрал Люблин местом нового крупного концентрационного лагеря, призванного способствовать превращению региона в мощный форпост для немецких поселений. Его приказ исполнили не сразу, возможно, потому, что еще оставалось неясным, откуда устремится основной приток заключенных. Лишь два месяца спустя, когда Гиммлер охотился за советскими военнопленными, в СС активно взялись за реализацию плана. 22 сентября 1941 года доктор Ганс Каммлер, только что назначенный главой управленческой группы С (строительство) Главного административно-хозяйственного управления Поля, приказал приступить к возведению на окраине Люблина лагеря проектной мощностью в 50 тысяч заключенных; строительство началось 7 октября 1941 года, но чертежи Майданека устаревали, не дойдя до стройки. Вместе с аппетитами Гиммлера в отношении советских военнопленных росло и предполагаемое число узников Майданека: примерно со 125 тысяч военнопленных в начале ноября 1941 года к началу декабря оно увеличилось до 150 тысяч[1614].

Второй новый крупный лагерь в оккупированной Польше основали на уже принадлежавшей СС территории. 26 сентября 1941 года, несколько дней спустя после начала строительства Майданека, доктор Каммлер приказал построить огромный новый лагерь недалеко от города Освенцим. 2 октября 1941 года в ходе осмотра на местности Каммлер выбрал в трех километрах к западу от главного лагеря Освенцим участок для подчиненного ему нового лагеря военнопленных. По настоянию коменданта Хёсса стройплощадку через несколько дней немного передвинули: новый лагерь должен был вырасти на месте деревни под названием Биркенау (Бжезинка), внутри крупной зоны интересов СС, за несколько месяцев до того очищенной от жителей. Строительство началось 15 октября 1941 года. Цели эсэсовских проектировщиков Майданека были ничуть не менее амбициозными, чем в отношении лагеря Освенцим-Бжезинка. В конце сентября 1941 года в СС уже рассчитывали на размещение 50 тысяч заключенных, а через несколько недель эта цифра удвоилась[1615]. Пока что ничего не говорило о том, что Бжезинка станет центром холокоста[1616]. Новый подлагерь создавался не для уничтожения европейских евреев, а для обеспечения принудительного труда огромной массы советских военнопленных, которых намеревались бросить на освоение германского жизненного пространства. В частности, в СС надеялись превратить город Аушвиц (Освенцим) в образцовое поселение колонистов. Несомненно, еще большей была его роль в планах по созданию поселений в других местах. Расположенный на востоке, Освенцим мог бы стать хорошей базой для экспансии СС, идущих по стопам почитаемых рыцарей Тевтонского ордена[1617].

Сходные мотивы стояли и за созданием чуть позже в 1941 году третьего в оккупированной Восточной Европе нового лагеря близ небольшой деревни Штуттгоф (ныне Штутово) под Данцигом. Правда, в отличие от Майданека и Освенцима-Бжезинки он возводился не на пустом месте. Штуттгоф, окруженный густыми лесами, болотами и каналами, был основан местным подразделением СС еще 2 сентября 1939 года, сразу после нападения нацистской Германии на Польшу, как тюрьма для гражданского населения. В начале 1940 года руководство СС уже собиралось превратить его в концентрационный лагерь. Однако после недолгого обсуждения Гиммлер высказался против. Но осенью 1941 года он передумал. Во время своего приезда 23 ноября 1941 года он пришел к выводу, что здесь следует построить концлагерь. В начале 1942 года приказ был выполнен[1618]. Новый лагерь предназначалось превратить в поставщика рабского труда для немецких поселений в Данциге и Западной Пруссии. Поскольку планы были скромнее, нежели в отношении Майданека и Бжезинки, Гиммлер предполагал направить туда меньше советских военнопленных, чем в оба других новых лагеря; в конце 1941 года он распорядился разместить там около 20 тысяч человек. В Берлине надлежащим образом спроектировали новые огороженные бараки и в начале марта 1942 года направили в Штуттгоф чертежи, в то время как строительные работы в Бжезинке и Майданеке уже велись полным ходом[1619].

Тут следует остановиться и осмыслить размах замыслов Гиммлера в отношении советских военнопленных. Предлагаемое им осенью 1941 года явилось крупнейшей встряской системы концлагерей с середины 1930-х годов. Предусматривался колоссальный рост числа заключенных. Менее чем к 80 тысячам заключенных всей системы лагерей Гиммлер намеревался присовокупить еще около 200 тысяч или даже больше. Подавляющее большинство должно было работать в новых гигантских лагерных комплексах, далеко превосходящих имевшиеся в распоряжении концлагерей. Главный лагерь Освенцим (около 10 тысяч заключенных, один из крупнейших на тот момент) затмит новый пристроенный лагерь в соседней Бжезинке[1620]. И благодаря такому количеству советских военнопленных, которых предполагалось разместить в новых лагерях на территории оккупированной Польши, центр тяжести всей системы концентрационных лагерей резко сместится на Восток. Упор на Восток указывал на новые функции концентрационных лагерей: колонизация немецкого жизненного пространства. В эксплуатации производительного труда заключенных не было ничего нового. Но отнюдь не в строительной отрасли. Однако планы осени 1941 были особенными. Гиммлер закладывал основу гигантской программы принудительного труда с задействованием огромного количества заключенных для претворения в жизнь важной нацистской строительной программы под контролем СС. С ростом концлагерей будет укрепляться экономика СС и Германии в целом. И вновь Гиммлер полагал, что действует как в интересах СС, так и Третьего рейха.