Иностранцы среди эсэсовских лагерных охранников

В своем выступлении 23 сентября 1942 года Освальд Поль высоко оценил образцовый дух товарищества в среде эсэсовских охранников, укрепившийся при коменданте Рудольфе Хёссе. И это не было просто пустой фразой: в Главном административно-хозяйственном управлении СС было известно о трениях в рядах охранников Освенцима[1985]. Тональность отношений установил сам неумолимый Хёсс, не упускавший случая щелкнуть по носу подчиненных. Его презрение к ним не угасло даже после войны. Сидя в тюремной камере в Кракове, он обрисовал впечатляющие портреты офицеров Освенцима, с которыми свела его судьба, охарактеризовав их как коварных, двуличных или просто тупых субъектов[1986]. Надо сказать, что и подчиненные отвечали коменданту Хёссу взаимностью. За его спиной охранники всех степеней и рангов сетовали на его чертвость, высокомерие и холодную непреклонность[1987]. Разумеется, эсэсовские охранники лагерей никогда не представляли собой некоего «братства», сплоченного чувством взаимного товарищества, как силятся представить нам эсэсовские руководители. Конфликты между штабом коменданта и подразделениями охраны лагеря, между офицерским и унтер-офицерским составом, между унтер-офицерами и рядовыми были и оставались. А моральный дух лагерных СС существенно пострадал с началом и с затягиванием войны, особенно сильно это проявлялось на оккупированных территориях Восточной Европы.

Конфликты имели прямое отношение к изменениям в штате и к нехватке личного состава. Хотя число лагерных охранников за время войны выросло, оно никогда не догоняло огромного роста численности заключенных. В марте 1942 года в Освенциме насчитывалось приблизительно 11 тысяч заключенных и 1800 эсэсовских охранников (соотношение 6:1). Два года спустя в лагере было уже примерно 67 тысяч заключенных и 2950 охранников (соотношение 23:1)[1988]. Главное административно-хозяйственное управление СС было осведомлено о нехватке личного состава и о всех связанных с этим сложностях. Одним из решений могло стать уменьшение требований к охране и передача части полномочий капо, рационализация некоторых процедур, а также увеличение числа сторожевых собак[1989]. Главное административно-хозяйственное управление СС прилагало определенные усилия и для призыва в ряды «охранных частей» новых офицеров специально для расширявшихся лагерей в Восточной Европе. Перспективы были пессимистическими. Поскольку инспектору концентрационных лагерей Глюксу больше не позволяли брать на службу мужчин, пригодных для призыва в вермахт, он вынужден был довольствоваться притоком «все большего количества людей с ограниченными физическими возможностями и инвалидов», как он выразился в 1942 году[1990].

Часть вакансий в Восточной Европе заполнялась опытными охранниками из концентрационных лагерей Германии; в Освенцим прибыло в 1941 году примерно 100 человек эсэсовских охранников из других концентрационных лагерей, располагавшихся на западе Европы. Такие переброски личного состава на Восток сулили скорое продвижение по службе – СС заполняли вакантные командные должности. Например, некий Ганс К., в звании унтер-офицера, весной 1943 года занимавший в Заксенхаузене довольно непритязательную должность, после перевода в Ригу был назначен там командофюрером[1991]. Тем не менее многие из охранников были очень недовольны подобными переводами. Они жаловались на назначения на должности, не обещавшие никаких перспектив, рассматривая новые назначения как наказание (и в этом была доля правды)[1992]. Прибывало пополнение и из дивизий СС – солдаты, офицеры и унтер-офицеры, которые в результате ранений уже не могли использоваться на передовой, хотя далеко не все местные коменданты приветствовали этих ветеранов с распростертыми объятьями. Рудольф Хёсс со своей стороны жаловался на Эйке, который направлял в лагеря контингент, не имевший для него самого ровным счетом никакой пользы[1993].

Главное административно-хозяйственное управление СС понимало, что никогда не сможет удовлетворить растущие потребности в личном составе за счет исключительно немцев рейха. Среди зарубежных союзников нацистского режима во время Второй мировой войны было более чем достаточно мужчин призывного возраста, вступавших в ряды ваффен СС. По причине роста потерь немцев на фронте начиная с 1942 года эсэсовское командование удвоило усилия по рекрутированию контингента из-за границы, и уже вскоре значительный процент личного состава ваффен СС составляли иностранцы[1994]. Нередко их направляли на охрану концлагерей после весьма поверхностной двух– или трехнедельной начальной подготовки[1995]. Подавляющее большинство из них было родом из Восточной и Юго-Восточной Европы[1996]. Большинство составляли этнические немцы (фольксдойче). Этот аморфный термин охватывал тех иностранных граждан, которые считались у нацистов немцами, хотя и не являлись гражданами Третьего рейха. К осени 1943 года приблизительно 7 тысяч таких этнических немцев – около 3 тысяч из Румынии, остальные в основном из Венгрии, Словакии и Хорватии – были взяты на службу в эсэсовские «охранные части», укомплектовав таким образом около 50 % личного состава лагерной охраны[1997]. Кроме того, на службу в концентрационные лагеря были приняты и так называемые иностранные добровольные помощники, или хиви (сокр. от Hilfswillige), вступившие не в ваффен СС, а во вспомогательные части СС. Среди них были несколько тысяч советских военнопленных – тех, кто прошел печально известный тренировочный лагерь СС в Травниках под Люблином. Многие из них сначала служили в лагерях смерти Глобочника, а позже, после закрытия упомянутых лагерей, их перебросили для несения службы в качестве охранников в концентрационные лагеря на оккупированных территориях Востока и в пределах прежних границ Германии[1998].

Преобразование лагерных СС в многонациональные силы – наиболее ярко проявившееся именно в лагерях Восточной Европы – ускорило их расслоение и раздробление, принеся с собой отчужденность охранников-немцев от их иностранных коллег-новичков[1999]. Везде на оккупированных восточных территориях немецкие офицеры не скрывали презрения к своим иностранным прислужникам, включая и концлагеря. У немецкого начальства повсеместно бытовало мнение об этих новичках лагерных СС как о людях недалеких, более походивших на животных, или как о потенциальных предателях[2000]. Плохое владение вновь прибывших немецким языком также оборачивалось против них, приводя к многочисленным отстранениям от должностей. Несмотря на вялые призывы лидеров СС рассматривать иностранцев как боевых товарищей, штатные немецкие охранники открыто высказывали свое мнение о них. Однажды немец эсэсовец Маршалл из администрации Бжезинки был остановлен у входа в женскую зону блокфюрером Иоганном Касанички, этническим немцем, который поинтересовался у Маршалла, зачем ему туда, на что немец ядовито ответил этому фольксдойче: «Это не твое собачье дело! Ты сначала по-немецки научись говорить, а уж потом лезь с расспросами»[2001].

Неудивительно, что лагерные охранники-иностранцы нередко ощущали себя чужаками. К тому же отнюдь не все были были волонтерами, многих в СС призвали едва ли не в принудительном порядке[2002]. После включения в штат охраны концентрационных лагерей они оказывались на самой низкой ступени иерархии. Их немецкие коллеги при любом удобном случае высмеивали их, причем довольно злобно, а что касалось продвижения по службе, перспективы были весьма сужены. Эсэсовское командование даже лишало этнических немцев отпусков из боязни, что те просто не вернутся в лагеря[2003]. В среде охранников-иностранцев были нередки и случаи нервных срывов и депрессии. Так, в начале июля 1943 года в Освенциме группа охранников из числа украинцев отказалась повиноваться приказам. Вскоре после прибытия к месту службы 15 человек сбежали из лагеря, прихватив оружие и боеприпасы. В ходе перестрелки восемь украинцев и три эсэсовца, участвовавших в операции по их поимке, были убиты[2004].

Трудно однозначно оценить последствия подобных структурных изменений штата охранников для заключенных. Иностранцы, как правило, входили в состав частей охраны, несущих службу вне лагерных зон, поэтому их контакты с заключенными были ограниченны. Некоторые из них были склонны к актам насилия; по мнению многих заключенных, они таким образом старались перещеголять своих коллег-немцев, предстать в их глазах «настоящими немцами», ничуть не хуже «истинных арийцев», поэтому и прибегали к демонстративным актам насилия[2005]. На самом деле большинство иностранных охранников СС все же чаще действовали куда менее бесчеловечно, чем большинство их немецких коллег[2006]. Некоторые открыто выражали сочувствие к заключенным, да и собственную неудовлетворенность как своими обязанностями в лагерях, так и нацистским режимом в целом[2007]. Подобный статус-кво был на руку заключенным, поскольку раздоры в среде их мучителей увеличивали шансы извлечь из этого некие привилегии – возможность получить чуть больше еды или же свободы передвижения. И подобные случаи сговора заключенных с охранниками из числа этнических немцев облегчались зачастую и тем, что и те и другие изъяснялись на одном и том же языке[2008]. Но иногда общность языка могла сыграть и негативную роль. Летом 1944 года в лагере Гросс-Розен один 18-летний узник из Курска в разговоре со своими товарищами обозвал охранников-украинцев предателями, а разговор этот случайно подслушал один из этих охранников. В результате юношу публично повесили в назидание остальным заключенным[2009].