Зоны смерти

Самыми страшными местами были специальные зоны для инвалидов в главных лагерях и некоторых филиалах, где несчастные обрекались на верную гибель[3116]. При их создании лагерное начальство опиралось на накопленный опыт: еще в начале Второй мировой войны, когда условия в лагерях значительно ухудшились, инвалидов и больных, дабы ускорить их смерть, стали изолировать в специальных зонах. С конца 1944 года эсэсовская верхушка активно проводила политику уничтожения лишениями как средство локального решения проблемы распространения эпидемий, не в последнюю очередь потому, что отправлять заключенных на смерть в Освенцим стало невозможно[3117].

Для несчастных, терзаемых диареей и лежавших в лужах мочи и экскрементов, отвели так называемые «дерьмовые бараки». Заключенных, заболевших тифом, содержали в «смертных бараках», иногда окруженных колючей проволокой, чтобы воспрепятствовать контактам с другими узниками лагеря. Были и «бараки для выздоравливающих», где походившие на скелеты узники «выздоравливали», лежа на нарах в неописуемой грязи. Кроме того, в лагерях были лазареты, подчас мало отличавшиеся от карантинов для умирающих. Тем не менее отчаявшиеся заключенные молили о приеме туда и порой умирали прямо у их входа[3118].

Крупнейшими зонами смерти являлись бывшие карантины главных лагерей, за 1944 год разросшиеся настолько стремительно, что тысячи новоприбывших приходилось временно размещать в палатках. Первоначально эсэсовцы использовали эти зоны как пересыльные лагеря, отправляя большинство заключенных в филиалы, где можно было эксплуатировать их рабский труд. Но со временем в карантине начали оставлять все больше инвалидов, и по мере роста численности заключенных и распространения болезней эти зоны обрели новые функции, став своего рода огромными отстойниками для больных и умирающих.

Одной из худших карантинных зон был «малый лагерь» в Бухенвальде, двумя годами ранее организованный в зданиях бывших конюшен без окон и отделенный от главного лагеря колючей проволокой. В начале апреля 1945 года там содержалось 80 тысяч заключенных. Многие из них совсем недавно поступили из эвакуированных лагерей и пребывали в состоянии крайнего истощения и шока. Страдания в соседнем главном лагере – паразиты, болезни и голод – не шли ни в какое сравнение с «малым лагерем», где с января по апрель 1945 года умерло не менее 6 тысяч заключенных. Среди них был и Шломо Визель. Его сын, Эли, позднее сказал, что они ожидали, что условия содержания в Бухенвальде будут лучше, чем в Бжезинке, но те ничуть не отличались: «В самом начале малый лагерь показался мне даже хуже Освенцима»[3119].

В начале 1945 года там было так много «мусульман», что немцы задействовали целые филиалы в качестве сборных пунктов. Эсэсовцы иногда называли их «лагерями последнего вздоха»[3120]. Например, в январе 1945 года администрация Доры создала филиал в заброшенных казармах люфтваффе в Бельке, на окраине Нордхаузена, недалеко от главного лагеря. Поскольку недостатка в умирающих не было, новый лагерь вскоре быстро заполнился. Менее чем за три месяца в нем насчитывалось около 12 тысяч заключенных из Доры. Многие из них пережили кошмар Освенцима и эвакуацию из Гросс-Розена. Самые слабые были не в состоянии ходить, стоять или говорить. Их оставили умирать в одном из двухэтажных гаражей. Время от времени его бетонные полы поливали из шлангов, смывая кровь и фекалии. Вскоре заключенные прозвали лагерь Бельке «настоящим крематорием», и не без основания. За несколько недель до 11 апреля, когда его освободили американские войска, в этом лагере ежедневно умирало до ста человек, в общей сложности в нем погибло более 3 тысяч узников. А в начале марта 1945 года еще 2250 умирающих заключенных загнали в товарные вагоны и отправили в неизвестном направлении, и больше их никто никогда не видел. Как выяснилось впоследствии, местом назначения был Берген-Бельзен, ставший крупнейшей зоной смерти всей концлагерной системы[3121].