Война и лагеря-филиалы

Будущее трудовых ресурсов лагерей определилось не весной 1942 года, когда Освальд Поль получил их под свое начало, а осенью, когда в военном производстве были заняты лишь 5 % узников[2269].

Да и само это будущее определил не Поль, а Альберт Шпеер, быстро превращавшийся в одну из самых влиятельных фигур Третьего рейха.

На важном совещании в сентябре 1942 года Шпеер перехитрил Поля. Ослепленный льстивой (а на деле совершенно пустой) речью Шпеера о крупном военно-производственном комплексе СС, очарованный Поль пошел на крупную уступку: вопреки требованию Гиммлера о том, чтобы производственные мощности непременно располагались в лагерях, он дал согласие на работу заключенных за пределами лагеря. Шпеер ухватился за эту уступку и несколько дней спустя воспользовался ею на совещании у Гитлера. Убедив фюрера, что в лагерях невозможно наладить мало-мальски значимое производство оружия – Шпеер делал особенный упор на плохо развитую инфраструктуру, – он получил добро на использование узников лагерей на существующих военных заводах, фактически отстранив от дел СС[2270]. Вместо того чтобы размещать производство на территории лагерей, заключенных теперь все чаще прикрепляли к военным предприятиям – как частным, так и государственным. Вышло так, что назначенный для усиления лагерной экономики Освальд Поль, напротив, способствовал ее упадку, упустив неограниченную власть над контингентом узников концлагерей.

Принятое Гитлером в сентябре 1942 года решение послужило катализатором растущего сотрудничества между военной промышленностью и СС. Отныне эсэсовцы охраняли все больше и больше узников в новых лагерях-филиалах рядом с военными заводами или стройками. Ранее, как мы уже видели, ни СС, ни промышленность не горели желанием к сотрудничеству. СС использовали подневольный труд узников в собственных корыстных целях, в то время как промышленность полагалась на куда более гибкие трудовые ресурсы из числа свободных граждан. Амбициозные проекты типа Моновица («ИГ Фарбен») и Арбейтсдорфа («Фольксваген») были скорее исключением из правил. Все последующие совместные предприятия были спорадическими даже в первые месяцы пребывания Поля у кормила лагерной системы[2271].

Ситуация изменилась в конце 1942 года, а с ней и функции, распространение и размеры лагерей-филиалов. Хотя мелкие лагеря подобного типа существовали и в довоенный период, лишь теперь их количество стало расти на глазах. Официально считаясь отделениями крупных концлагерей, эти новые лагеря возникали рядом с заводами и фабриками. К лету 1943 года их насчитывалось уже свыше полутора сотен (хотя еще в начале года их число не превышало 80). Какая-то часть их узников работала на СС, однако подавляющее большинство – на военную промышленность, часто на предприятиях обрабатывающей промышленности[2272].

Многие из этих новых лагерей поставляли рабочую силу для авиастроения, особенно сильно страдавшее от нехватки рабочих рук. Узники двух самых больших лагерей были приписаны к прекрасно оборудованным заводам Хейнкеля и «БМВ». Эксплуатация узников Дахау на заводах «БМВ» началась еще в марте 1942 года на новом заводе по производству авиационных двигателей в мюнхенском районе Аллах. Поначалу число таких узников было небольшим, и каждый вечер их отводили обратно в расположенный примерно в 10 километрах лагерь. Однако в марте 1943 года открыли лагерь-филиал прямо у заводских ворот. Уже полгода спустя вместе с другими принудительно привлеченными рабочими в Аллахе трудились почти 2 тысячи узников концлагеря[2273]. Еще более крупный лагерь был построен рядом с заводом Хейнкеля в Ораниенбурге, буквально в двух шагах от Заксенхаузена – он был своего рода эталоном взаимодействия СС и промышленности.

И здесь местное лагерное начальство первоначально поставляло лишь небольшое число узников, которое, однако, быстро увеличилось с появлением в сентябре 1942 года постоянного лагеря-филиала. Спустя всего год вместо 150 узников на заводе трудилось около 6 тысяч человек, выпуская детали к самому крупному немецкому самолету «Хейнкель He 177»[2274].

Массовое использование принудительного труда узников для производства оружия требовало нового мышления и от верхушки СС, и от промышленников, что хорошо видно на примере компании «Аккумуляторен фабрик акциенгезельшафт» (AFA), крупнейшего в Германии производителя аккумуляторов (после войны переименованного в «Варту»). В 1941 году ведомство Гиммлера разродилось идеей использовать труд узников лагеря Нойенгамме на заводе AFA в Ганновере, выпускавшем аккумуляторы для подводных лодок и торпед. Однако чересчур строгие требования со стороны СС – например, полная изоляция узников от рабочих – оттолкнули руководство завода от этой затеи, тем более что имеющихся рабочих вполне хватало. К весне 1943 года ситуация изменилась. Число рабочих, направленных биржами труда, резко пошло на спад, и руководство компании AFA заинтересовалось заключенными лагерей. Да и СС стали куда сговорчивее, чем прежде.

Поставив во главу угла промышленное производство, СС решились на послабления внутреннего распорядка, позволив узникам трудиться бок о бок с дру гими иностранными рабочими. Обе стороны – шпееровское министерство и ВФХА – достигли компромисса, детищем которого летом 1943 года стал филиал лагеря Нойенгамме Ганновер-Штёккен. Расположенный примерно в 100 метрах от заводских ворот, к осени 1943 года он насчитывал около тысячи узников[2275].

В дополнение к лагерям при военных заводах СС также создали лагеря для устранения последствий войны. Начиная с 1940 года по приказу Гитлера узникам (концлагерей и тюрем) было поручено обезвреживание неразорвавшихся вражеских бомб. Многих при этом разрывало в клочья прямо на глазах у товарищей.

По мере усиления воздушных налетов противника германские власти привлекали для этих целей все больше узников. В конце лета 1942 года после инспекционной поездки по разрушенным немецким городам Генрих Гиммлер распорядился в срочном порядке отправить бригады узников на расчистку завалов. К середине октября ВФХА отрядило на эти работы 3 тысяч узников Нойенгамме, Заксенхаузена и Бухенвальда. В тесном сотрудничестве с министерством Шпеера и другими нацистскими организациями заключенных разместили в бараках и в специально приспособленных зданиях нескольких крупных немецких городов. Здесь им было поручено расчищать завалы, собирать кирпичи, дерево, продукты питания и черепицу, строить противовоздушные укрытия, хоронить мертвых и спасать живых. Работа была тяжелой и опасной, однако и СС, и городские власти считали ее весьма успешным начинанием. Логическим продолжением стало создание эсэсовских строительных бригад, на базе которых в начале 1943 года возникли самые крупные лагеря-филиалы[2276].

Хотя в 1942–1943 годах характер труда лагерных узников изменился, новации оставались на стадии эксперимента. Неправомерным было бы считать, что практически все узники были заняты на военных заводах или расчистке завалов. Это касалось лишь пилотных проектов, и отнюдь не они определяли лицо лагерной системы в целом. К лету 1943 года в лагерях-филиалах трудились не более 30 из 200 тысяч узников. Подавляющее большинство заключенных оставалось в главных лагерях, в безраздельной власти СС[2277].

Причина столь медленных перемен была проста: промышленность Германии отнюдь не торопилась задействовать труд заключенных. Промышленники сторонились сотрудничества с СС. Повышенные меры безопасности, мелочные правила могли легко нарушить производственный процесс. Что касается узников, то они воспринимались как враги, от которых можно было ожидать либо саботажа, либо подстрекательства к нему. Или же они были слишком истощены, чтобы производительно работать. Как выразился в октябре 1942 года один ведущий немецкий промышленник, когда Шпеер предложил ему использовать труд рабочих из каменоломен Маутхаузена: «Я уже видел их. В угольных шахтах им делать нечего». В общем, немецкая промышленность предпочитала черпать рабочую силу из других источников, например за счет иностранных рабочих. Лишь когда эти источники стали иссякать, заводы с осени 1943 года были вынуждены переключиться на узников концлагерей[2278].

Такое нововведение, как применение труда заключенных лагерей в военной промышленности, начало давать ощутимые результаты гораздо позднее. Но и в самом начале это был весьма важный сдвиг. Сотрудничество с промышленными гигантами «ИГ Фарбен», «Хейнкель», «БМВ», AFA и «Фольксваген» стало примером для дальнейшего сотрудничества СС и промышленности. Но что представлял собой этот пример? Выделение узников для нужд промышленности производилось централизованно, решением ВФХА. Это, пожалуй, было главной новацией Поля весны 1942 года, принятой после обсуждения данного вопроса с Гиммлером[2279].

Обычно компании направляли заявки на рабочую силу комендантам лагерей или же через министерства Шпеера, Заукеля или Геринга (правда, некоторые делали запросы напрямую в ВФХА). Герхард Маурер и его коллеги из подотдела DII часто проводили встречи с представителями заинтересованных фирм, оценивали заявки, после чего давали рекомендации Полю, который и принимал окончательное решение.

Если Поль давал добро, то местное лагерное начальство утрясало пункты контрактов с представителями компании. Как только вся подготовительная работа была завершена и договор получал одобрение ВФХА, приступали к отправке заключенных на новое место[2280].

Что же касается создания новых лагерей-филиалов, то здесь мы наблюдаем четкое разделение обязанностей между СС и промышленностью. Помимо ответственности за самих узников, снабжения их одеждой и продовольствием, СС также обеспечивали доставку, охрану, наказание заключенных и предоставление им медицинской помощи. Компании, в свою очередь, осуществляли технический контроль во время работы, а также финансировали строительство и эксплуатацию лагеря-филиала, который должен был отвечать всем требованиям СС[2281].

Компании ежедневно платили лагерю за труд узников, причем в октябре 1942 года ставки были пересмотрены. В Германии цена одного дня работы квалифицированного узника мужского пола равнялась 6 рейхсмаркам, неквалифицированного – 4. В оккупированной же Восточной Европе, включая Освенцим, – 4 и 3 рейхсмаркам соответственно. По всей видимости, потому, что от истощенных узников ожидалась меньшая производительность труда. В случае с женщинами-заключенными разница между квалифицированным и неквалифицированным трудом не устанавливалась. Все женщины рассматривались как работники второго сорта, стоившие ровно столько, сколько неквалифицированные узники-мужчины[2282]. Вопреки утверждениям ряда историков, СС наживались на этих взносах лишь косвенно. Поскольку все узники считались собственностью государства, большая часть доходов от их труда – в 1943 году составившие около 2, а в 1944 году возросшие до 4, а то и 5 миллионов рейхсмарок – официально поступала в казну рейха (из которой потом и осуществлялось финансирование лагерей)[2283].

Но если финансовая выгода для лагерных СС была невелика, зачем им понадобилось предоставлять заключенных промышленности? С одной стороны, на СС оказывалось давление извне (прежде всего со стороны Шпеера), усиливавшееся по мере роста потребности в рабочей силе. С другой – сами СС ожидали для себя выгоды от сотрудничества с промышленностью. Вдобавок к очевидным дивидендам, таким как первоочередное снабжение оружием ваффен СС, Гиммлер, никогда не расстававшийся с мечтой о военном комплексе СС, надеялся, что сотрудничество с промышленностью пойдет на пользу его собственным управленцам. Нельзя сбрасывать со счетов и такие вещи, как власть и престиж. Рабочая сила становилась все более ценным ресурсом, и СС всячески стремились представить себя незаменимым маховиком в механизме нацистской экономики: чем многочисленнее армия узников, тем выше потенциальное влияние их хозяев[2284].

Безусловно, это было одной из причин, почему Поль и его коллеги по ВФХА в 1942–1943 годах прилагали столько усилий, желая добиться как увеличения общей численности узников в лагерях, так и обеспечить рост производительности их труда.