Убийства в Прибалтике

Когда в конце сентября 1944 года советские войска вышли в район Клооги, последнего действующего филиала большого лагеря Вайвара, на его территории оказалось лишь немногим более ста живых узников. Многие из них были потрясены случившимся. «Мы действительно свободны? Немцы и в самом деле ушли?» – недоверчиво спрашивали они. Кто-то прикасался к красной звезде на солдатских гимнастерках, чтобы убедиться, что это не сон[3031]. Всего несколько дней назад эти люди были обречены на смерть.

Рано утром 19 сентября 1944 года, зная о том, что советские войска находятся от них всего в нескольких днях пути, эсэсовцы выгнали узников Клооги – примерно 2 тысячи мужчин и женщин – на плац и разделили на группы. Затем вооруженные до зубов эсэсовцы погнали первую группу заключенных в лес. Вскоре после этого оставшиеся в лагере узники услышали треск пулеметных очередей.

Оставшихся в живых людей, которые пытались спастись бегством, охватила паника. Большая их часть тоже была убита. Немного позже, той же ночью, эсэсовцы отступили из Клооги, освещенной заревом погребальных костров и горящих казарм, которые они подожгли, чтобы скрыть следы своих злодеяний и помешать советским войскам использовать лагерь в собственных целях. В лагере осталось лишь несколько чудом уцелевших людей, которым в суматохе удалось спрятаться, иногда среди трупов, разбросанных по всей территории и в соседнем лесу[3032].

Это была не единственная кровавая баня в Балтийском регионе: за день до этого несколько сотен узников Лагеди, среди которых был и Гершл Крук, вывезли на грузовике на лесную поляну и там казнили[3033]. Хотя подобные побоища не были рядовыми, они представляли собой принципиальное отличие от эвакуации западноевропейских концлагерей: на востоке, и особенно на территории Прибалтийских республик СССР, массовое истребление заключенных входило в планы нацистов с самого начала. В данном случае важным фактором был хаос. В Клооге и Лагеди эсэсовцы почувствовали себя загнанными в угол стремительным наступлением войск противника и, вместо того чтобы перед отступлением в глубь Третьего рейха бросить заключенных, прибегли к массовым убийствам[3034]. Тем не менее подобные безжалостные расправы в последние минуты перед бегством коренились в идеологии нацизма. Объясняется это так – подавляющее большинство заключенных в местном лагере были евреями, и их жизнь, по мнению эсэсовцев, ничего не стоила, особенно теперь, когда их больше нельзя было использовать для принудительного труда на благо Германского рейха. Такими бесчеловечными убеждениями эсэсовцы руководствовались еще во время подготовки к эвакуации лагерей из Прибалтики. За несколько месяцев до того, как Красная армия освободила этот лагерь, эсэсовское начальство приступило к селекции заключенных, отбирая больных и немощных. Зачем оставлять заключенных, от которых не будет пользы, которые не смогут трудиться на благо рейха и станут лишь обузой при эвакуации? Детей отбирали исходя из тех же соображений. Через несколько недель, весной 1944 года, лагерные эсэсовцы убили несколько тысяч мальчиков и девочек. В Каунасе, в главном лагере, казням малолетних узников предшествовал детский праздник, организованный комендантом для того, чтобы скрыть истинную суть жуткого злодеяния. Последующие события сопровождались душераздирающими сценами. Родители кричали и умоляли пощадить детей, когда эсэсовцы погнали тех из лагеря. Некоторые из них полезли вместе со своими детьми на грузовики, держа их за руку, когда их всех повезли на смерть. Некоторые семьи кончали жизнь самоубийством, чтобы эсэсовцы не смогли разлучить их. Горе родителей было безутешно. Однажды вечером в конце марта 1944 года, когда заключенные лагеря в Вильнюсе вернулись с работ в свои лагеря-филиалы, они обнаружили, что эсэсовцы забрали и куда-то увезли детей. Они «не могли ни есть, ни пить, ни спать, – писал Григорий Шур, потерявший сына Арона, – в кромешной темноте евреи оплакивали своих детей»[3035].

Убийства в Прибалтике эсэсовцы продолжали до самого конца войны. В рижском лагере последняя селекция заключенных, проводившаяся летом 1944 года, была согласована с главным лагерным врачом доктором Эдуардом Кребсбахом, ветераном СС, принимавшим участие в массовом убийстве больных в 1941 году в Маутхаузене. Кребсбах и его помощники проводили опыты над заключенными, испытывая их на выносливость, заставляя бегать и прыгать через препятствия. Затем они своим решением обрекли на смерть 2 тысячи самых слабых узников[3036]. Эсэсовцы совершали подобные преступления и в других прибалтийских лагерях. При проведении «десятипроцентной селекции» обреченных в Вайваре, как окрестили эту практику выжившие заключенные, эсэсовские преступники, начиная с июля 1944 года, заталкивали будущих жертв в грузовики, увозили их из лагеря и возвращались в форме, забрызганной кровью[3037].

Заключенных, переживших селекции и массовые казни в прибалтийских лагерях, депортировали на юг, как можно дальше от линии фронта. В отличие от организованной эвакуации на Западе эти скудно снабжаемые и хаотичные транспорты 1944 года унесли гораздо больше человеческих жизней. Предположительно, сотни заключенных умерли от голода или задохнулись в тесноте товарных вагонов и в трюмах пароходов[3038].

Еще ужаснее были пешие марши по дорогам, полям и замерзшим болотам, унесшие многие тысячи жизней. Первые смерти начались уже в начале февраля и марте 1944 года, когда узников оставленных немцами филиалов лагеря Вайвара, таких как Соски, заставили идти пешком по снегу и льду. Одни умерли от переохлаждения, других расстреляли запаниковавшие эсэсовцы, третьих убили, живьем бросая в море или в озера[3039].

Марши смерти в Восточной Европе продолжились летом 1944 года. В их числе был марш из столицы Польши, начавшийся 28 июля, за несколько дней до обреченного на поражение Варшавского восстания. Рано утром большинство заключенных – около 4 тысяч человек (почти все евреи) – спешно погнали из города под конвоем эсэсовцев, солдат вермахта и сторожевых собак. Солнце нещадно палило оборванных и изможденных людей, часть которых шла босиком. Рты настолько пересохли от жажды, что они не могли проглотить даже те крохи еды, что у них оставалась. Они слизывали пот с собственных лиц, но это лишь усиливало жажду. «Мы молились о дожде, – вспоминал в 1945 году Оскар Пасерман, – но он так и не пошел». Вскоре упали первые из обессилевших заключенных. Отстававших от колонны расстреливали на месте. Выжившие дошли до Кутно, где их загнали в железнодорожные вагоны. Когда пять дней спустя эшелон прибыл в Дахау, в живых осталось лишь 3863 человека. Как минимум 89 человек погибло за эти дни в вагонах для перевозки скота[3040].

Первые эвакуации концлагерей довольно долго замалчивались, поскольку их затмила трагедия «маршей смерти» последних месяцев существования Третьего рейха. Но эти эвакуации также важная часть истории нацистских лагерей, и, вопреки мнению некоторых историков, обнародование их ужасов еще ждет своего часа[3041]. Они часто начинались с подготовительного этапа. В этот период эсэсовцы начинали сбор лагерного имущества и награбленного, приступая к частичному демонтажу казарм, бараков и другого оборудования. Подобно подразделениям СС, отступавшим в других местах, персонал лагерей также пытался замести следы своих преступлений: тела узников выкапывали и сжигали вместе со всеми компрометирующими документами. Помимо этого, эсэсовское начальство намеренно сокращало численность заключенных в ходе транспортировки или путем систематических убийств[3042]. Когда эсэсовцы начали оставлять лагеря, они выгоняли из них большинство оставшихся заключенных и переправляли в другое место, используя различные транспортные средства. Многое зависело от обстановки на фронте. На Западе эсэсовцы успели спланировать эвакуацию заранее и организованно перебросили заключенных по железной дороге в другие лагеря. На Востоке они часто оказывались застигнутыми врасплох стремительным наступлением советских войск и торопливо выгоняли заключенных из лагерей или пытались убить всех, как в Клооге. В этом одна из причин того, почему первые эвакуации на Востоке оказались столь смертоносны. Чем ближе линия фронта подходила к концлагерю, тем большей опасности подвергались остававшиеся в нем заключенные[3043].