Конец

В начале мая 1945 года даже самые узколобые нацистские фанатики понимали, что игра проиграна. Третий рейх лежал в руинах, и многие карьерные эсэсовцы, вроде Рудольфа Хёсса, чувствовали, что «с уходом фюрера рухнет и наш мир». Последней надеждой был Генрих Гиммлер. Когда 3–4 мая 1945 года Хёсс и другие высокопоставленные эсэсовцы готовились ко встрече с рейхсфюрером СС в Фленсбурге, они, скорее всего, надеялись услышать последний боевой клич. Предложит ли Гиммлер им новое фантастическое видение лучезарного будущего? Или прикажет погибнуть, сгорев в огне славы? Но никакой последней линии обороны не было. Гиммлер, уже освобожденный к этому времени Дёницем от всех должностей, с улыбкой объявил, что для руководства концентрационных лагерей у него больше нет указаний. Прежде чем отпустить подчиненных, он, обменявшись с ними рукопожатиями, отдал последний приказ: всем эсэсовцам обзавестись новыми документами и спрятаться, что намеревался сделать и он сам[3286].

После разгрома Германии вожди СС последовали приказу Гиммлера. Несколько офицеров из отдела D переоделись в военно-морскую форму и раздобыли фальшивые документы. Герхард Маурер стал Паулем Керром. Рудольф Хёсс превратился во Франца Ланга. Переодевшись, Хёсс и Маурер вместе с несколькими другими деятелями ВФХА нашли работу на фермах на севере Германии и поначалу избежали плена. Их бывший начальник Рихард Глюкс, избравший себе веселый псевдоним Зонненманн («Солнечный человек»), за крестьянина сойти не надеялся. Глюкс превратился в тень того корпулентного малого, которым был шесть лет назад, когда возглавил систему концлагерей СС. Постепенная утрата им власти, наглядно проявившаяся во все более редких встречах с Освальдом Полем, сопровождалась заметной физической деградацией. Много пивший и злоупотреблявший успокоительными средствами, он, по слухам, потерял рассудок и доживал в военном госпитале в Фленсбурге, будучи скорее мертв, чем жив. 10 мая 1945 года, сразу после капитуляции Германии, Рихард Глюкс покончил с собой, раскусив ампулу с цианистым калием[3287].

Смерть Глюкса стала лишь каплей в целой волне самоубийств, прокатившейся по Германии весной 1945 года. Нацистская пропаганда всячески превозносила самоубийства как высшее самопожертвование. На деле свести счеты с жизнью бывших нацистских бонз заставили главным образом страх и отчаяние[3288]. Тон задал Генрих Гиммлер, покончивший с собой 23 мая 1945 года в британском плену, через два дня после ареста. Его примеру последовали Энно Лолинг и последний комендант Дахау Эдуард Вейтер[3289]. Большинство самоубийц были несгибаемыми ветеранами СС. Правда, некоторые из них испытывали по отношению к концлагерной системе противоречивые чувства. Таков был Ганс Дельмотт, молодой врач, у которого во время его первой селекции в Освенциме случился нервный срыв[3290]. Несколько чинов лагерных СС, подобно Гиммлеру и Глюксу, покончили с собой, воспользовались цианистым калием, специально для этого испытанным несколько месяцев назад в Заксенхаузене в ходе смертельных экспериментов над заключенными. Другие, наподобие коменданта Гросс-Розена Артура Рёдля, ушли из жизни драматичнее: человек с давней склонностью к рукоприкладству, Рёдль избрал более кровавую смерть, подорвав себя гранатой[3291].

Однако большинство офицеров концлагерной охраны хотели Третий рейх пережить. Они, вполне вероятно, могли говорить о героическом самопожертвовании в духе японских камикадзе, но в конечном итоге всеми силами пытались спасти собственную шкуру[3292]. Так же поступила и основная масса лагерных охранников. В оставшихся лагерях, которые в последние дни существования рейха продолжали функционировать, они заняли позицию невмешательства, строя планы бегства от наступающего противника. И когда подходящий момент настал, они переоделись в штатское и быстро скрылись[3293]. Аналогичным образом попытались избежать плена охранники, сопровождавшие последние транспорты смерти. Если у них не оказывалось под рукой гражданской одежды, они натягивали арестантские робы[3294].

Прежде чем сбежать, эсэсовцы, охранявшие колонны заключенных, должны были решить их судьбу. Кто-то выбирал убийство. Например, ранним утром 3 мая 1945 года, когда колонна бухенвальдского «марша смерти» подошла к небольшому лесу у баварского города Траунштайна, эсэсовцы приказали заключенным построиться и открыли огонь, убив 58 человек. Затем охранники «бросили оружие и быстро сбежали», свидетельствовал единственный выживший, получивший ранения и лежавший под телами двух погибших товарищей[3295]. В других местах эсэсовцы, думая лишь о том, как сохранить свои жизни, скрывались во время привалов или с наступлением ночи[3296]. Утром 2 мая 1945 года, когда оставшиеся в живых узники заксенхаузенского «марша смерти» проснулись на лесной поляне за околицей небольшой деревни близ Шверина, они удивились увиденной картине. Ни одного охранника рядом не было. Все они куда-то исчезли. «Мы не могли этого осознать, не могли поверить собственным глазам», – вспоминал после войны австрийский еврей Вальтер Симони[3297]. Но брошенные эсэсовцами заключенные еще не были в полной безопасности. Они были «свободными, но пока не освобожденными», как выразился позднее один из выживших заключенных. Для них оставалась опасность пасть жертвой нацистских фанатиков. Потрясенные, плохо стоявшие на ногах от голода и болезней заключенные тем не менее, уже без всякой охраны, двинулись дальше[3298]. Лишь приход союзников положил конец транспортам смерти. Мы никогда не узнаем точного числа заключенных, освобожденных в апреле и начале мая 1945 года в немецких городах и селах, в поездах, в лесах и на открытых дорогах, но их общее количество, вероятнее всего, превышает 100 тысяч человек[3299].

Еще большему числу мужчин, женщин и детей посчастливилось живыми встретить освободителей на территории лагерей. В последние пять недель существования Третьего рейха войска стран антигитлеровской коалиции освободили 160 тысяч человек в главных нацистских лагерях – Бухенвальде, Берген-Бельзене, Дахау и Маутхаузене-Гузене. Кроме того, более чем в ста лагерях-филиалах освободители обнаружили еще примерно 90 тысяч человек, иногда уже после официальной капитуляции Германии. Большая часть освобожденных концлагерных отделений были относительно невелики. В них содержалось менее тысячи заключенных. Но были среди них и огромные, как Эбензе, где 6 мая 1945 года американские войска обнаружили около 16 тысяч переживших лагерный ад узников. В их числе был и доктор Миклош Нисли, которого в январе 1945 года депортировали туда из Освенцима, и давний обитатель лагеря чешский переводчик Драгомир Барта. Когда первые американские солдаты появились в Эбензе, Барта записал в дневнике, что их встречали «с неописуемой радостью и восторгом»[3300].

Последние часы неволи были полны тревоги и смятения. Узники долго находились в подвешенном состоянии нервного истощения, разрываясь между надеждой на освобождение и страхом перед эсэсовской бойней, шальными пулями и бомбами. «Все, что поддерживало нас в течение трех последних недель, – это слухи о том, война не продлится больше двух-трех дней», – написала Агнес Рожа 28 апреля 1945 года в Холлейшене, филиале Флоссенбюрга, куда ее депортировали после того, как разбомбили концлагерь в Нюрнберге. Она пережила еще неделю рабского труда на соседнем оружейном заводе, но 3 мая 1945 года тот также подвергся бомбардировке англо-американской авиации. Агнес Рожа выжила и на этот раз, но все еще оставалась во власти эсэсовцев. «Наше освобождение так близко и так реально, – написала она на следующий день. – Это делает мысль, что нас может ждать смерть в последнюю минуту… еще невыносимее». Когда утром 5 мая долгожданная свобода наконец пришла и из соседнего леса появились американские солдаты, это стало полной неожиданностью. Над постройками бывшей фермы, превращенной в лагерь Холлейшен, повисла тишина. Потом изнутри раздались крики: «Идут! Они уже здесь!» И дикие вопли более чем тысячи женщин[3301].

Иногда переход от ужаса к свободе происходил спокойнее. 11 апреля 1945 года комендант Бухенвальда Пистер сказал лагерному старосте, немецкому коммунисту Гансу Эйдену, что передает ему лагерь. Вскоре после этого через громкоговорители раздался последний приказ эсэсовцам немедленно уходить. Американцы были уже совсем рядом с Бухенвальдом, последние охранники с вышек бежали под звуки выстрелов. В середине дня, когда все эсэсовцы ушли, заключенные вылезли из укрытий и направились к воротам. Вскоре после этого Ганс Эйден по громкой связи обратился к узникам, подтвердив, что «охрана покинула лагерь» и он взят под контроль интернациональным комитетом заключенных. Когда американские войска вошли на территорию Бухенвальда, на одной из вышек развевался белый флаг[3302].

Белый флаг американские солдаты увидели и над Дахау, войдя в него во второй половине дня 29 апреля 1945 года. Правда, здесь его подняли не заключенные, а перепуганные эсэсовские охранники. Хотя Дахау не был последним освобожденным концлагерем, его падение стало символом разрушения нацистской машины террора. Более 12 лет назад эсэсовцы создали на этом месте первый импровизированный концентрационный лагерь. С тех пор Дахау много раз менялся внешне и выполнял различные функции: оплот национал-социалистической революции, образцовый концентрационный лагерь, полигон СС, источник рабского труда, база экспериментов над людьми, место массовых убийств, центр сети концлагерей-филиалов. Дахау был не самым смертоносным концлагерем, но как для немцев, так и для иностранцев стал самым зловещим. «Освобожден Дахау, самый устрашающий лагерь смерти на территории Германии», – писала 1 мая 1945 года на первой полосе газета «Нью-Йорк таймс». С 1933 года через комплекс Дахау прошло более 200 тысяч заключенных, а с января 1945 года, последние месяцы его существования, в нем погибло не менее 14 тысяч человек, не считая жертв изнурительных «маршей смерти», продолжавшихся еще несколько дней после освобождения главного лагеря[3303].

Последние часы Дахау были такими же напряженными, как и в других лагерях. Утром 29 апреля 1945 года большая часть эсэсовцев сбежала. Однако охранники на вышках все еще для острастки постреливали по зоне из пулеметов. Поблизости были слышны разрывы, в облачном небе, рокоча моторами, пролетали самолеты, время от времени грохотали выстрелы танковых орудий. Затем заключенные услышали звуки стрельбы из стрелкового оружия. Они раздавались совсем рядом – это отстреливались отдельные охранники. Наконец на территории лагеря появился офицер армии США в сопровождении двух журналистов. Они прошли через ворота и направились к середине плаца. Через считаные минуты огромная площадь для переклички была наполнена ликующими заключенными, которые бросились обнимать и целовать освободителей. На следующий день американский офицер написал: «Нас подбрасывали в воздух и качали на руках, крича во всю мощь легких»[3304].

Через минуту восторженное настроение охватило весь Дахау. Весть об освобождении стремительно облетела весь лагерь. Радостные крики услышали даже те, кто находились в лагерном лазарете, и тоже начали выражать восторг. Среди них был и Эдгар Купфер, бесстрашный хроникер жизни в Дахау, который крайне ослаб за последние недели. Теперь, лежа на койке, он наблюдал за тем, как другие больные заключенные с трудом встали на ноги и, ковыляя, вышли на улицу или смотрели в окна на своих бурно радующихся товарищей[3305].

Вскоре к Купферу подошел Мориц Хойновски, несколько недель назад попавший в лазарет из-за инфекции уха. Было сродни чуду то, что 50-летний польский еврей был еще жив. Мучения, пережитые им в лагере, начались несколько лет назад, 28 сентября 1939 года, когда гестапо отправило его из Магдебурга в Бухенвальд. В тот день Хойновски сдал все, что у него было – деньги, документы, костюм, шляпу, рубашку, носки, свитер и брюки, – и стал узником концлагеря. «Я стоял голый, пока не получил арестантскую робу», – писал он позднее. Его красно-желтый треугольник помечал его как политического заключенного (он был сторонником социал-демократов) и одновременно еврея. В первые годы войны Хойновски выжил в Бухенвальде, хотя и провел несколько месяцев в каменоломне и не раз подвергался телесным наказаниям (трижды получал по «двадцать пять ударов»), он избежал объятий врачей-убийц акции «T-4». Он пережил первую массовую селекцию в Освенциме после депортации 19 октября 1942 года из Бухенвальда в товарном вагоне вместе с четырьмя сотнями других заключенных. За два года в Освенциме-Моновице он пережил и последующие селекции в самый разгар холокоста, вынес болезни, голод и избиения. Он пережил транспортировку из Освенцима, пройдя через ад Гросс-Розена, где эсэсовская пуля ранила его в ухо, и 28 января 1945 года оказался в Дахау. И еще он пережил последние месяцы принудительного труда, хотя и был к этому времени предельно изнурен голодом и болезнями и переболел тифом, унесшим тысячи человеческих жизней в Дахау в начале 1945 года. Мориц Хойновски чудом пережил все это и 29 апреля 1945 года, после двух тысяч дней, проведенных в концлагерях, оказался на свободе. «Разве такое возможно?» – рыдал он, обнимая и целуя своего друга Эдгара Купфера в лазарете Дахау. «Он плакал, – вспоминал Купфер на страницах своего дневника, – а я думал о том, как он страдал, и тоже не мог сдержать слез»[3306].