Меняющийся облик

Типичного лагеря-филиала не существовало, как не существовало типичного главного лагеря[2535]. Подлагеря различались размерами, от малочисленных рабочих команд, состоявших из горстки заключенных, до огромных, где содержались тысячи узников[2536]. Созданные для осуществления 465 конкретных проектов и тесно связанные с другими организациями, вроде Организации Тодта, военными, государственными и частными компаниями – большинство филиалов занимались или строительством (где заключенные рыли тоннели и траншеи, разгребали завалы, строили бункеры и заводы), или производством (изготавливали аккумуляторы и боеприпасы, собирали танки и ракеты). Но не все подлагеря служили площадками для использования рабского труда. Некоторые функционировали как большие отстойники для умирающих заключенных или для временного содержания заключенных, недавно прибывших из эвакуированных лагерей[2537].

Единых стандартов не существовало. Многие филиалы повторяли структуру главных лагерей с их деревянными бараками, обнесенными колючей проволокой. Однако другие выглядели совсем иначе. Спешно обустраивая очередной новый лагерь, эсэсовцы использовали любое место, которое удавалось найти, – загоняли заключенных в сараи, палатки, пустовавшие фабричные здания, подвалы, танцевальные залы и заброшенные церкви[2538]. Не меньше импровизации проявляли и при размещении охраны. В Эльрихе многие охранники спали в залах популярного местного ресторана, причем продолжавшего действовать[2539]. Некоторые новые филиалы были мобильными. С лета 1944 по начало 1945 года эсэсовцы организовали восемь мобильных концлагерей (так называемых железнодорожных строительных бригад) для ремонта разрушенных железнодорожных путей. Каждый такой лагерь представлял собой поезд, в товарные вагоны которого загоняли до 500 заключенных[2540]. В 1944 году архитектурный образ концлагеря в том виде, в каком он сложился в конце 1930-х годов, уступил место полнейшему разнобою вариантов. Все это напоминало 1933 год, когда лагеря только возникали. В начале и конце Третьего рейха при создании концлагерей господствовал принцип импровизации. В 1933 году концлагерная система только формировались, а в 1944 году – разваливалась[2541].

Решение о создании очередного филиала главного лагеря обычно принималось в ВФХА. Однако, когда такой новый лагерь начинал работу, он редко отчитывался о своей деятельности перед Берлином. Вместо этого подобные лагеря часто согласовывали трудовые задания заключенных через специальные региональные инспекции СС (Sonderinspektionen), докладывавшие далее по инстанции в ведомство Каммлера в Берлине. Еще более тесные связи сложились между филиалами и соответствующими главными лагерями. Многие заключенные прибывали в филиалы, минуя главный лагерь. Кроме того, начальство в каждом главном лагере брало на себя решение административных задач своих филиалов, в том числе распределение одежды и медикаментов среди заключенных. Результатом этого стало появление слоя регионального надзора, по сути упразднявшего прямой контроль со стороны ВФХА[2542].

Главные лагеря стали напоминать огромные транзитные центры. Новые заключенные редко задерживались там надолго и, как правило, быстро распределялись по филиалам. В сентябре 1944 года в главном лагере Равенсбрюк было зарегистрировано 12 216 новых заключенных; в том же месяце 11 884 человека рассредоточили по филиалам[2543]. В 1944 году основную массу новых заключенных приняли разраставшиеся подобно раковой опухоли филиалы. В конце концов произошло смещение центра тяжести с главных лагерей на их филиалы. Рассмотрим, например, лагерный комплекс Бухенвальд. С началом войны в 1939 году за пределами главного лагеря постоянно содержался минимум заключенных – не более 10 %. В первые военные годы их численность росла, но достаточно медленно и даже летом 1943 года не превышала 15 %. Однако всего за год картина разительно изменилась. Доля заключенных Бухенвальда в лагерях-филиалах взлетела сначала до 34 % (1 октября 1943 года), потом до 46 % (1 декабря 1943 года) и, наконец, до 58 % (15 августа 1944 года)[2544]. Аналогичные сдвиги происходили и в других лагерях. В результате в конце 1944 года большинство заключенных содержались в филиалах[2545].

В 1944 году связи между основными лагерями и их филиалами еще не уподобились улице с односторонним движением. Как мы убеждаемся, немалое количество транспортов с заключенными отправлялось и в противоположном направлении, везя назад в главные лагеря больных, инвалидов и истощенных голодом узников. Большинство из них были строительными рабочими, и на них смотрели как на легкозаменяемый человеческий материал[2546]. Помимо умирающих, многие филиалы также возвращали для кремации в главный лагерь и тела умерших заключенных. Например, пока в апреле 1944 года Дора не обзавелась собственным крематорием, тысячи трупов приходилось отправлять почти за 100 километров в Бухенвальд. Впоследствии тела умерших стали кремировать и в самой Доре и даже свозить туда трупы из других, расположенных по соседству филиалов[2547]. В целом общая картина перемещения заключенных выглядела примерно так: из главных лагерей новых узников развозили для рабского труда по филиалам, а назад в главные лагеря возвращали умирающими или уже умершими.

Постепенное разрушение уже сложившихся лагерных структур находило отражение в административных составляющих филиалов, которые были плохой копией традиционной модели главного лагеря. В них было меньше эсэсовских охранников и должностей, а внутренняя организация сильно упростилась. Как правило, там отсутствовал политический или административный отдел, а в мелких филиалах не было даже врача, лазарета или кухни для заключенных. Самый могущественной фигурой был так называемый руководитель лагеря. Отвечая за ежедневное функционирование филиала, он де-факто являлся комендантом, опиравшимся на раппортфюрера. Эти местные эсэсовцы от души наслаждались предоставленной им немалой властью. Их назначали и контролировали офицеры СС из соответствующего главного лагеря или же опытные эсэсовские старшие чины из ВФХА, курировавшие тот или иной региональный куст филиалов. Но, несмотря на частые проверки и оживленную переписку, эти старшие офицеры не обладали всей полнотой власти над новыми лагерями. По мере расширения лагерей и резкого увеличения числа филиалов осуществлять централизованный контроль стало заметно труднее, в результате местное руководство получило большую самостоятельность[2548].